Скользящие по грани
Шрифт:
Конечно, иногда подобные неприятности в семье со временем сглаживаются, люди как-то притирают друг другу свои характеры, привычки, пристрастия, но здесь оказался совсем иной случай – супруги сами старались избегать друг друга всеми возможными способами, хотя и понимали, что подобное отношение в корне неверно, только вот поделать с собой ничего не могли. К несчастью, в жизни случается и такое. С годами пропасть между супругами росла все больше и больше, хотя какое-то время они честно делали попытки каким-то образом наладить свою семейную жизнь. К несчастью, все оказалось бесполезно.
Когда же через шесть лет совместной жизни у жены барона родился мертвый ребенок, то семейные отношения разладились окончательно, однако главная беда была еще впереди – баронесса заболела. Болезнь была тяжелой, и длилась несколько лет – за это время у бедной женщины постепенно отказали руки и ноги, наступил паралич, а через какое-то время она стала слепнуть. Но главное, что мучило больную и лишало ее сил – это постоянные и непрекращающиеся боли, приступы которых становились все сильней и сильней. От криков бедняжки слуги затыкали уши, а родственники умирающей отныне не показывались на пороге дома барона: мол, видеть ее страдания – это выше наших сил.
В это тяжелое время барон старался проводить все свободное время у постели больной супруги, и, как это ни странно звучит, именно в этот тяжелый период муж с женой словно стали сближаться, их отношения заметно улучшились. Эти двое словно искали друг в друге надежду и опору, но, к несчастью, менять что-либо было уже слишком поздно...
Однажды, после особенно сильного приступа невообразимой боли, жена попросила мужа дать ей лекарство, находящееся в синей бутылочке, той, что стояла в ее шкатулке с драгоценностями. Старая служанка его жены, которая все эти годы почти безвылазно находилась возле своей госпожи, в то время куда-то вышла, оставив супругов наедине, и барону не оставалось ничего иного, как выполнить просьбу жены. По словам барона, он в то время даже не задумался о том, почему эта небольшая бутылочка находится отдельно от остальных лекарств – главное, чтоб снадобье помогло при очередном приступе, который должен был наступить в самое ближайшее время... Поглотив содержимое бутылочки, женщина впервые за много месяцев с облегчением улыбнулась, и попросила мужа не держать на нее зла – мол, нам обоим просто не повезло, и остается надеяться лишь на то, что каждый из нас будет счастлив в другой жизни... Не понял барон и то, отчего жена попросила у него прощения – мол, больше не могу мучиться, прости меня... Почти сразу же супруга уснула, и барон тихонько отошел от постели спящей – не стоит ее будить, пусть хоть немного отдохнет до очередного приступа изматывающей боли...
Все разъяснилось через четверть часа, когда вернулась старая служанка: увидев пустую синюю бутылочку, которую барон и не подумал убрать со стола, она бросилась к хозяйке, а потом накинулась на хозяина с кулаками. Из ее отчаянных криков барон понял, что в бутылочке был яд, который эта самая служанка уже давно купила, уступив мольбам хозяйки, но, тем не менее, дать отраву больной она так и не решилась. Почему? Просто в глубине души старая служанка все же надеялась на чудо, то есть на излечение своей подопечной, которую знала еще с того времени, когда та была ребенком. Однако как бы служанка сейчас не кричала, как бы ни называла барона отравителем, тот был растерян и ошарашен настолько, что и сам чувствовал себя убийцей. Впрочем, слуги, сбежавшиеся на крики старой женщины, только качали головами: мол, понимаем, хозяйка умерла в тот момент, когда ее старой служанки не было рядом, вот теперь баба от отчаяния и несет невесть какую чушь, а бедный хозяин настолько ошеломлен, что не в состоянии отыскать нужных слов ответа!.. Вон, сидит, за голову схватился... Вернее, теперь он уже вдовец... Общее мнение прислуги было таким: отмучалась, бедная, столько лет страдала, так что теперь пусть земля ей будет пухом!..
Такого же мнения – несчастная наконец-то отмучалась!, придерживались и все знакомые, да и старая служанка к тому времени несколько утихла со своими обвинениями – она лишь беспрестанно лила слезы и жалела свою умершую хозяйку, у которой в жизни, мол, так никогда и не было настоящего счастья...
Не прошло и месяца после похорон, как в замок графа заявился некий господин – как позже выяснилось, это был один из членов семейства ди Роминели. Приехавший сразу выложил карты на стол – дескать, мы знаем, что это именно вы отравили свою жену, и легко сумеем это доказать. Более того: у нас есть свидетель, который подтвердит все сказанное под присягой, так что, дорогой барон, в самое ближайшее время вас ждет или тюрьма, или каторга, или же топор палача, а все ваше имущество, согласно постановлению суда, будет передано пострадавшей стороне, то есть родственникам вашей убитой жены. Можете не сомневаться в том, что эти люди, узнав о столь приятном для них развитии событий, и сами будут твердить с пеной у рта нечто вроде того, будто у них нет ни малейших сомнений в виновности барона!.. Вы, уважаемый, в свою очередь можете утверждать все, что угодно, вплоть до того, будто за те годы, пока болела ваша супруга, вы и сами измаялись едва ли не до смерти, устали от такой жизни и просто хотели прекратить страдания жены... Все верно, но факт остается фактом – именно вы дали яд своей больной жене, то бишь убили ее своей рукой. Даже если произойдет чудо, следствие признает этот поступок актом милосердия и вас не осудят, вы все равно станете изгоем в своем обществе – отравителей нигде не любят!..
Атака на барона была проведена столь яростно и с таким напором, что барон невольно сдался. Сейчас он и сам не мог понять, каким образом ему смогли так лихо задурить голову и настолько запугать, что он поставил свою подпись под дарственной – дескать, после его смерти все движимое и недвижимое имущество переходит во владение к уважаемым господам ди Роминели... Невесело, если не сказать – печально. Единственное, что успокаивало барона в этой ситуации, так это то, что семейка ди Роминели получит имущество лишь после его смерти. Хотя, по большому счету, барон все же понимал: нет никакой уверенности в том, что господа ди Роминели не предпримут все возможное, чтоб как можно быстрей наступило то блаженное время, когда они смогут пойти за гробом безвременно усопшего бароне Бонте...
Спустя несколько дней после отъезда члена семейки ди Роминели, который увез дарственную, к барону пришла все та же старая служанка, и, плача, извинилась за то, что горе затуманило ее разум, и она ложно обвинила невиновного человека. По словам женщины, узнав о смерти хозяйки, она сама не знала, что говорит, хотя винить ей надо не кого-то иного, а саму себя – ведь это как раз она и принесла в дом отраву, не в силах наблюдать за муками той, кого воспитывала с детства. Потому-то с горя и наплела невесть что и невесть кому, а опамятовалась только тогда, когда ей подсунули бумагу на подпись – мол так и так, подтверждаю, что хозяйку убил хозяин... Только в тот момент до старой служанки дошло: а ведь барон не виноват, он пытался помочь больной жене как только мог, и даже более того – во время долгой и изнуряющей болезни супруги делал все, чтоб облегчить ее страдания. В результате женщина ничего подписывать не стала, выгнала наглецов из своего дома, и пришла с извинениями к барону. Тот простил неразумную женщину, но изменить уже ничего не мог...
Немногим позже старушка ушла в монастырь, чтоб доживать свой век среди монастырских стен, но до своего отъезда успела едва ли не полностью реабилитировать барона в глазах соседей – она рассказывала всем и каждому, насколько благородным человеком оказался барон, как преданно и трогательно он ухаживал за умирающей женой... До меня, мол, только сейчас дошло, как я тогда была неправа, молола невесть что, даже не понимая, что говорю, пыталась найти хоть кого-то виноватого... Дескать, теперь до конца своих дней буду молить Святые Небеса не только о милости к душе своей умершей хозяйки, но и к тому, чтоб Светлые Боги не оставили своей милостью и барона, человека благородной души и чистого сердца...
Ну, что бы позже не говорила бабуся, барон понимал, что отныне ему нет смысла вновь жениться, потому как после его смерти жене (или, не приведи того Боги, детям) из имущества и земель не достанется ровным счетом ничего, кроме, разве что, наследственного титула – это единственное, что отнять невозможно. Именно поэтому барон и жил бобылем, не вступал в новый брак, хотя в округе хватало дам, которые были бы совсем не прочь стать баронессой...
– Думаю, вам теперь стоит подумать о будущем... – вздохнула я, когда барон умолк. – Вы и без того долгие годы провели в одиночестве из-за этой дарственной...
– Сейчас, когда этой проклятой бумаги уже нет, я себя ощущаю свободным человеком... – чуть улыбнулся тот. – Знаете, это необычайное, удивительное чувство, когда над тобой больше не довлеет дарственная, больше напоминающая удавку на шее! А еще мне очень хочется дать понять семейству ди Роминели, что отныне я от них не зависим, и могу поступать не так, как угодно им, а как я того пожелаю!
– Должна сказать, что я вас прекрасно понимаю.
– И еще одно: Оливия, я слишком поздно узнал о вашей свадьбе с представителем семейства ди Роминели. Тем не менее, зная эту семью с далеко не лучшей стороны, я все же решил нанести визит в замок вашего отца. Правда, ко времени моего появления вы уже ехали, но я переговорил с вашим отцом и бабушкой, и счел возможным поведать им кое-что как об этой семье, так и о себе. Разумеется, я рассказал им не все, но и того хватило, чтоб ваши родные закручинились...