Скопин-Шуйский
Шрифт:
О бое 18–19 августа, в котором участвовали в основном русские войска, иностранные авторы сообщают коротко. А бой между тем был жестоким. Посланный Скопиным отряд преградил дорогу тушинцам, которые пришли от Троицкого монастыря к Никольской слободе Калязина. Чтобы отличать в сражении своих, в войске Скопина придумали «положить признаки» — нашить знаки отличия. Первые стычки произошли у топкой «зело и ржавистой» речки Жабны, притока Волги, куда Скопин послал отряд под командованием Головина, Барятинского, Валуева и Жеребцова. «Литовские же увидевши московских людей, и абие яко лютыя звери устремишася на лов. Благодатию же Божиею на том бою многих полских и литовских людей побили и поранили, мнози же от них в грязех погрясше, погибоша, прочий же в бегство устремишася к болшим людем в село в Пирогово» [517] .
517
Сказание Авраамия Палицына. С. 266.
Село Пирогово располагалось
518
Мархоцкий Н.История Московской войны. С. 56.
И все же Скопину не удалось избежать боя. Посланный в Переславль-Залесский отряд воеводы Семена Коробьина с заданием освободить город от тушинцев получил такой мощный отпор от полковника Сапеги, что был вынужден отступить к Калязину: «едва отъиде от них». Отступив, он привел за собой и преследовавшее его войско Сапеги: «Они ж под Калязин монастырь приидоша изгоном; и под Калязиным монастырем бывшу бою великому» [519] . Весь день под стенами монастыря раздавались выстрелы, звенели в рубке сабли, ломались о кирасы поляков и немцев копья, раздавались крики на польском, французском, немецком, шведском языках, стояла густая завеса порохового дыма, заволакивавшего ясное августовское солнце. Когда же под вечер, казалось, силы всех были на исходе, услышала служившия молебен о русском воинстве братия монастыря вопли на родном языке: «О преподобие отче Макарие, моли Бога о нас!» — видно, действительно, последний час пришел, если русские люди вспомнили о чудотворце Макарии Калязинском. И увидели иноки, как все же не выдержали, дрогнули тушинцы, «русские же полцы гнаша литовских людей и бьюще и секуще до Рябова монастыря», что в 15 верстах от Калязина, «и многих литовских людей побили и поранили, и нарочитых панов многих живых поймали. И с великою победою и одолением возвратишася под Калязин монастырь со многою корыстию» [520] . Так войско Скопина самостоятельно, практически без участия наемников, одержала еще одну победу, которая приближала его к Москве. Да и наемники, узнав о событиях под Калязином, все же решили вернуться к Скопину вместе с Делагарди.
519
Новый летописец. С. 91.
520
Сказание Авраамия Палицына. С. 266.
Весть о победе Скопина под Калязином облетела многие города, с особенной радостью и надеждой встретили ее защитники Троицкой обители. От «языков», захваченных во время очередной вылазки из монастыря, воеводы узнали, что «подлинно литовских людей князь Михаил под Калязиным монастырем побил» [521] . Это известие придало силы и уверенности защитникам монастыря.
Справедливости ради отметим, что существует иная версия происшедшего под Калязиным монастырем. И. О. Тюменцев полагает, что сражения как такового не было — тушинцы провели лишь разведку боем и затем вернулись к Троицкому монастырю. Причиной же их внезапного отхода историк считает известие о готовящемся вторжении в Россию польского войска под командованием Сигизмунда III [522] . Как бы то ни было, но именно с этого дня, по словам одного из поляков, «Скопин пошел вверх, а нашим счастие изменило».
521
Там же. С. 266.
522
Тюменцев И. О.Смута в России… С. 452–453.
Кроме происшедшего под монастырем сражения, Калязин вошел в историю московского похода Скопина еще и как место переговоров со шведами о выполнении Выборгского договора. Делагарди, желая объяснить царю Василию свое бездействие и, главное, напомнить ему о необходимости присылки денег, отправил после Тверского сражения в Москву с посланием трех человек: Якоба Декорбеля, Индрика Душанфееса и Анца Франсбека — так называют их имена русские источники. Из Калязинского монастыря посланцы генерала плыли по Волге до Ярославля, потом ехали до Владимира, где их встретил воевода Василий Бутурлин, одарил их дорогими подарками, после чего они повернули к Коломне, а оттуда отправились к Москве [523] . О проделанном ими нелегком пути «шведские ротмистры» рассказали в Посольском приказе дьяку Василию Телепневу. Принимали посланцев генерала как нельзя лучше: им присылали корм и питье с царского стола, подарили серебряные с золочением кубки, бархат и атлас и по сорока соболей каждому.
523
Акты времени правления царя Василия Шуйского (1606–1610)/ Собрал и редактировал А. М. Гневушев. М., 1914. № 91. С. 117–140.
На переговорах с посланцами, в которых принимали участие оба брата царя, было прочитано и письмо Делагарди к царю; этот документ замечательно демонстрирует как откровенные намерения шведов, так и характер самого генерала. Оказывается, Делагарди и его наемники потому оставили Скопина и засели под Тверью, что хотят «тот город ото всех врагов утеснения твоему царскому величеству верною рукою обороните» [524] , а о том, какое значение имеет этот город, царю и объяснять не надо — он-де сам хорошо это знает. Иными словами, сбылась давняя мечта тверичан: Тверь в начале XVII века, оказывается, стала важнее Москвы. От многочисленных штурмов крепости, пишет генерал, его «люди и лошади истомны стали», должны «опочинути» и дождаться «свежих людей» — подкрепления из Швеции, а потому они из-под Твери и не уходят.
524
Архивы иностранной коллегии: приезд в Москву шведских ротмистров Якоба Корбени и пр. Письмо царю Василию Шуйскому Я. Делагарди 17 августа 117 года // Щербатов М. М.История Российская. Т. 7. Ч. 2–3. СПб., 1791. Приложения. № 32. С. 143–148.
На подмогу Скопину Делагарди послал отряд в две тысячи человек «для того, чтоб ево люди храбрее стали, а врагом бы страх и ужесть была». Посланцы Делагарди должны были не только «обстояние дел объявить», но и донести жалобу наемников о том, что «оне твоему царскому величеству здеся в земле… свою верную службу показали, а за то мало заплаты получили». По словам князя Михаила, пишет Делагарди царю, от Твери до Москвы «две дороги просты», вот по ним-то генерал и просит прислать из Москвы как можно скорее денег. Так и слышатся в этом письме уговоры Скопина идти быстрее к Москве — ведь до нее, что называется, рукой подать, но имеющий совсем иные намерения Делагарди остается в Твери и ловко вворачивает в письме к царю полученную информацию о близости к столице.
Одновременно со шведскими посланцами в Москву тайно пробрался и гонец самого Скопина, Василий Архипов. В целях безопасности он даже не вез письмо, а имел приказ князя его слова «передать речью» [525] . Отправил его князь через три дня после Калязинского сражения — 21 августа, «в четверть часу в пятом ночи». В своем «сказании» гонец извещал о главном: «Немецкие люди просят Корелы, и за тем по ся места мешкают и идти без Корелы не хотят; а князь Михайло де Васильевич к немецким воеводам приказывал многажды, и сам им говорил, чтоб они шли ко государю не мешкали, и службу свою совершали». Когда они выполнят свои обязательства, говорил наемникам Скопин, то царь, посоветовавшись с «боярами и землею, за их службу за Корелу им не постоит», а сам он, воевода, «без государеву указу дати им Корелы не смеет». Сейчас же в Тверь к Делагарди приехал королевский секретарь с приказом от короля: без Корелы вглубь России «не хаживать».
525
Там же. № 33. С. 148–149.
Три недели, о которых говорилось в секретной части протокола, составленного в Выборге, уже прошли, наемники были на пути к Москве, и Корелу нужно было отдавать. Конечно, Скопин не мог взять на себя всю полноту ответственности за раздачу русских территорий, поэтому и ждал указаний из Москвы. Царь совещался с патриархом Гермогеном, «и с бояры, с дворяны, со всеми ратными людьми»; в результате приговорили: Корелу отдать [526] . Туда были отправлены думный дворянин Федор Чулков и дьяк Ефим Телепнев для совершения передачи города и уезда шведским уполномоченным. Скопин в Калязине должен был подписать еще одну подтвердительную грамоту к Выборгскому договору.
526
Там же. № 34. С. 151.
Любопытно ответное послание царя к Делагарди. Пожалуй, в умении обходить каменистые пороги в трудно проходимых переговорах Василий Шуйский показал себя ловким гребцом. Все письмо содержит самый важный и самый главный для царя припев: надо идти на Москву не мешкая, не дожидаясь никаких новых подкреплений, и никаких отговорок от Делагарди царь принимать не хочет. Деньги из Москвы выслать в Тверь никак нельзя, ибо по дорогам, захваченным «ворами и польскими и литовскими людьми», не только денег не послать, но и отписки от Скопина приходят «с великою нужен»: «Воры стоят блиско Москвы и под дороги приходят украдом, а утаитися от них такой посылке никак не возможно» [527] . Василий Шуйский, хитрый лис, показал себя в этой ситуации мастером торга: освободите от поляков дороги и Москву — будут вам все деньги сполна. Пока же расплачиваться с наемниками он поручил воеводе Скопину, которому также написал послание.
527
Там же. № 35. С. 153–165.