Скорбь Тру
Шрифт:
— Чувак, — крикнул ему вслед Бэр, — ты сказал, что ей не придется тебя видеть.
Трумэн перестал идти, и незнакомый автомобиль выехал на стоянку. Пассажирская дверь открылась, и кто-то высокий, слегка пошатываясь, вышел из нее.
— Это не она, — он оглянулся на Бэра. — Останешься с ними, ради меня?
— Ты знаешь, что да, — Бэр поднялся на ноги и встал между стоянкой и детским манежем.
Глаза Трумэна надолго застыли на Куинси, худощавое тело которого медленно двигалось к нему. Волосы брата падали ему на глаза. Его тело покачивалось как дерево на ветру, когда он накренился вперед.
— Это достаточно далеко, — прокомментировал Трумэн, пытаясь понять, кто сидит за рулем старого седана с низкой посадкой, но было слишком темно.
— Эй, мужик, — невнятно пробормотал
Трумэн скрестил руки на груди.
— Кто в машине?
— Никто, — Куинси положил руку в передний карман, затем вынул ее, а затем снова засунул в карман.
— Я вижу, ты здесь не для того, чтобы получить помощь по очистке организма от наркотиков.
Куинси отвернулся, и Трумэн сделал шаг вперед, принимая серьёзный вид, смотря в остекленевшие глаза брата, полуприкрытые веками.
— Я использовал все деньги на кремацию мамы, — его слова слились в невнятные слоги. — Я надеялся, что ты мог бы помочь мне.
— Чушь собачья. Я дал тебе деньги.
Его брат отвернулся, а затем снова посмотрел на машину.
— Если я не заплачу…
Еще одни передние фары сверкнули и съехали с главной дороги на длинную подъездную дорожку. Джемма. Внутренности Трумэна скрутило. Он не хотел видеть Куинси или его приятелей возле Джеммы или детей. Он подошел ближе, смрад и запах тухлятины от недостатка чистоты и обилия наркоты стал сильнее.
Мир, в котором он растил его и боролся за него.
Мир, в котором он пытался спасти своего брата от всего.
Мир, который испортил всю его совершенную жизнь.
Он не может даже лгать самому себе. Он сделал свой выбор, когда решил спасти задницу брата, но это не остановило весь гнев и разочарование, разливающиеся в нем.
— Я сказал тебе, чтобы ты оставался в школе. Я сказал тебе, чтобы ты держался. Где же ты потерял свой путь? — полностью понимая, что приближается автомобиль Джеммы, терпение Трумэна достигло предела. — Ты создал чертов беспорядок в жизни, которой живешь. Если ты не хочешь избавиться от нее, то не показывайся здесь снова. Мама умерла. Ты получил свободу, или ты слишком облажался, чтобы самому о себе позаботиться?
Джемма замедлилась, когда объезжала автомобиль, работающий на холостом ходу. Трумэн помахал ей, не желая, чтобы кто-нибудь видел ее. Она продолжила ехать в дальний конец стоянки, где была припаркована ее машина, и остановилась рядом с ней.
— Съ*бывай отсюда. И больше никогда не приноси это дерьмо в мою семью снова.
Куинси смотрел мимо Трумэна на Джемму, которая залезала в свою машину. Трумэн вошел в его поле зрение.
— Ты хочешь знать, когда я сбился с пути? — спросил Куинси голосом, полным ненависти. — На следующий день, когда ты сел в тюрьму. Мама предложила мне наркотики, и там никого не было, чтобы остановить меня.
Трумэн схватил его за воротник и удар спиной об машину.
— Даже не пробуй винить меня за свой херовый выбор. Я был там каждый чертов день, — он стиснул зубы и понизил голос. — Я гнил в клетке, чтобы тебе не пришлось этого делать.
— Я тоже гнил, — он вырвался из рук Трумэна и залез в машину.
Автомобиль объехал Трумэна и умчался, оставив столб пыли на своем пути.
Трумэн посмотрел через стоянку на Джемму, которая стояла с широко раскрытыми глазами после увиденной сцены. В ее руке была записка, которую он оставил в ее машине, шелестящая на ветру. Его ноги приросли к месту. Он хотел подойти к ней, чтобы извиниться за всю свою гребаную жизнь. Для того, чтобы убедить ее дать ему шанс.
Их глаза встретились. И электрический заряд прожег путь между ними, несмотря на все его признания и ужасную сцену с Куинси.
Он не заслуживает осуждения за то, что навсегда изменило его жизнь.
Но когда она забралась в машину, разорвав связь, он знал, что она тоже этого не заслуживала.
Глава 12
Музыка перестала отдаваться эхом, когда семь маленьких принцесс прошли свое финальное дефиле и спустились вниз с подиума во вторник после обеда. Лучи света мелькали, словно волшебные звезды, когда Кристалл двигалась как профессиональный фотограф, щелкая затвором фотоаппарата, делая один кадр за другим. С ее длинными черными волосами и надетыми слоями серой и серебристой тафты она выглядела как призрачная принцесса и талантливый фотограф одновременно. Джемме очень повезло, что она в ее команде. После дефиле Джемма должна сделать большое дело — презентовать имениннице специальную драгоценную тиару. После группа сможет сделать фотографии с Кристалл и Джеммой. И под конец, Кристалл сделает фотографии детей с их родителями — теми из них, кто на самом деле остался с детьми на празднике. Сегодня это только два родителя. На одного больше, чем обычно. Родители предпочли уйти и иметь несколько часов свободы. Это всегда ее беспокоило. Неужели родители не хотят видеть, когда их ребенок находится в состоянии абсолютного счастья? Для нее стало сюрпризом, что родители полностью спокойны, оставляя детей с незнакомыми людьми, даже несмотря на то, что она прекрасно знает, что с ней и Кристалл дети в абсолютной безопасности.
Джемма в последний раз проверила мешочек с леденцами. На ней была юбка из листьев и наряд принцессы Гардении, который шумно шуршал на каждом шагу. Она потянулась через стол, чтобы поднять яркие цветы и плющ, оборачивая вокруг руки и удерживая их, чтобы они не перепутались с бантиками на мешочках. Затем, рассекая воздух, направилась к столу регистрации, чтобы получить специальную тиару для именинницы, и не могла сопротивляться желанию взглянуть на рисунок Трумэна, который он оставил в конверте и приклеил к входной двери магазина сегодня утром. Перед ее глазами моментально возник образ дракона, которого она увидела, когда впервые заглянула в конверт с эскизом и запиской, которую он для нее оставил. Ее сердце дрогнуло, как и первые три раза, когда она читала записку. Другой темный и впечатляющий рисунок из его священного альбома. Зловещие оттенки черных и серых тонов на бумаге. Рисунок дал понять, что он не делил его с кем-либо. И все же он оставил ей два рисунка здесь, в магазине, даже после того, как она сбежала из его квартиры без единого слова объяснения. Первый рисунок он оставил приклеенным к двери, на нем изображен человек, пытающийся протолкнуться через слишком узкое отверстие: лицо искажено, зубы оскалены от усилий, обеими руками он как будто пытается раздвинуть пространство, в котором застрял.
В записке было написано откровенно и душераздирающе: «Ты знаешь мою историю. Мне больше нечего скрывать». Она представила себе картину, автопортрет Трумэна за решеткой, или, может быть, он пытается вырваться из жизни, в которой он родился и вынужден был расти. Она не знала, права она или нет, но очень хотела это знать.
Ее разум вернулся обратно к записке, которую он оставил в ее машине той ночью, когда она поехала после работы забрать свою машину и увидела, как какой-то парень хлопнул перед ним дверью машины и уехал. Записка была чувственная и простая, хотя она знала, как ужасно тяжело, вероятно, ему было ее писать «Прости за мое прошлое. Я понимаю, почему ты не хочешь быть частью меня и моей жизни, но клянусь, я не плохой парень. Дети и я, мы скучаем по тебе. Тру». У нее не было объяснения тому, что она видела, но, что странно, ее это абсолютно не беспокоило. К Трумэну она относилась как к человеку, она понимала, он это заслужил. Она не знала, почему так ему доверяла, особенно после услышанной истории о его прошлом, но что-то внутри подсказывало, что она должна ему доверять. И не важно, сколько раз она говорила себе, что не должна ему доверять, она отметала эти советы.
Каждая записка, раскрывала немного больше того человека, которым он являлся. Но записка, которую он оставил сегодня вместе с рисунком дракона, содержала часть его души «Погоня за драконом — это сленг, который подразумевает вдыхание паров из подогретого морфия, героина, оксикодона и других наркотиков. С тех пор, как я что-то помню с детства, я всегда хотел убить дракона, который заманил мою мать на смерть и поглотил полностью моего брата. Мы скучаем по тебе. Тру».