Скоро тридцать
Шрифт:
Время двигалось вперед, и мы с Джинни тоже, можно сказать. Она уехала учиться в университет в Брайтоне, а я уехал в свой — в Халле. В течение следующих десяти лет или около того целый поток девушек входил в мою жизнь и выходил из нее. И о каждой из них я думал — пусть это продолжалось всего несколько мгновений, — что это, возможно, и есть та самая девушка, с которой я мог бы встретить свое тридцатилетие. Для краткости и во избежание неловкостей я составил их список:
Возраст:19
Девушки в тот год: Рут Моррелл (пару недель), Дебби Фоули (несколько недель), Эстель Томпсон (пару недель) и Энн-Мэри Шакир (пару недель)
Количество раз с Джинни Паскоу: 8
Возраст: 20
Девушки в тот год: Фэй Хьюитт (восемь месяцев), Ванесса Райт (нерегулярно в течение двух месяцев)
Количество раз с Джинни Паскоу: 5
Возраст: 21
Девушки в тот год: Ники Руландс (меньше месяца), Мэксин Уолш (девять месяцев)
Количество раз с Джинни Паскоу: 3
Возраст: 22
Девушки в тот год: Джейн Андерсон (чуть больше двух месяцев) и Шантель Стивенс (три месяца)
Количество раз с Джинни Паскоу: 10 (очень плохой год в смысле самоконтроля)
Возраст: 23
Девушки в тот год: Гариетт «Гарри» Лэйн (около десяти месяцев, но с перерывами)
Количество раз с Джинни Паскоу: 3
Возраст: 24
Девушки в тот год: Натали Хэгли (два месяца), Слобан Макки (два месяца) и Дженнифер Лонг (два месяца)
Количество раз с Джинни Паскоу: 1
Возраст: 25
Девушки в тот год: Джо Брутон (уикенд), Кэтрин Флетчер (что-то около девяти месяцев), Бекка Колдиот (один месяц)
Количество раз с Джинни Паскоу: 0 (контакт потерян)
Возраст: 26
Девушки в тот год: Анна О'Хэйген (десять месяцев), Лиз Уордсмит (один день), Дант Скотт (один день), Ив Чедвик (полтора дня)
Количество раз с Джинни Паскоу: 0 (контакт по-прежнему потерян)
Возраст: 27
Девушки в тот год: Моника Эспел (почти год, но не совсем)
Количество раз с Джинни Паскоу: 0 (контакт почти забыт)
В возрасте двадцати семи лет, после события, которое я называю не иначе как «ниспровержение Моники Эспел», и не имея больше утешения от Джинни Паскоу, я решил, что с меня хватит, и попросил перевести меня в наш нью-йоркский офис. Я сказал себе, что в конце концов перемена пойдет мне на пользу, и все, что мне было нужно, так это отдохнуть от женщин и сосредоточиться на своей карьере, чтобы довести ее до должного уровня. Но уже на третий день своего пребывания в Нью-Йорке я встретил Элен Томас, привлекательную, умную, слегка «странную» девушку, которая обожала нездоровую пищу, долгие беседы по телефону и англичан. Мы сразу запали друг на друга, после смехотворно короткого периода ухаживаний уже жили вместе. Наконец-то я мог расслабиться, потому что после всего, что было раньше, после всех этих девушек, я наконец встретил ту, которая будет со мной, когда мне исполнится тридцать.
И это была не Мадонна.
И не Джинни Паскоу.
Это была Элен. Моя Элен. И я был счастлив.
Пока все не рухнуло.
НЬЮ-ЙОРК
2
Все рухнуло в один холодный, дождливый день в конце сентября. Я вернулся с работы и увидел, что Элен, как всегда, болтала по телефону. Она обожала телефон. Он был ее жизнью. Иногда — не слишком часто — я возвращался домой раньше нее и видел, как она входит в квартиру, разговаривая по мобильному, махает мне рукой, целует меня и, не закончив разговора, начинает набирать еще один номер на нашем домашнем телефоне, умудряясь сделать так, чтобы соединение со вторым номером секунда в секунду совпало с окончанием первого разговора. Мне всегда было любопытно, как ей это удается — благодаря длительной практике или просто случайно, — и однажды я прямо спросил ее об этом. Она улыбнулась мне своей самой очаровательной улыбкой и сказала — совершенно в стиле Восточного побережья, как будто диктор в телевизоре:
— Билл Гейтс умеет обращаться с компьютерами, Пикассо умел обращаться с кистью… А я умею обращаться с телефонами. Это мой вклад в цивилизацию.
Положив сумку на пол, я поприветствовал Элен поцелуем, и она поцеловала меня в ответ, не прерывая разговора. Не зная, что делать дальше, я сел рядом с ней на диван и попытался угадать, с кем она разговаривает. В этот раз Элен больше слушала, чем говорила, что было для нее необычно. Время от времени она вставляла «Понятно», «И что дальше?», «Ах, это ужасно», а также мое любимое «Ох-хо», что можно было перевести как «Такова жизнь» или «Ну и пусть», в зависимости от ее интонации. Но догадаться, кто был сейчас на другом конце провода, мне не удалось. Это мог быть кто угодно из нескольких миллионов друзей Элен. Я немного подождал, предположив, что она закончит, но скоро понял, что это надолго, и переместился на кухню, чтобы посмотреть, начала ли она уже готовить ужин.
Кухня была безукоризненной — ничего не изменилось в ней после того, как я убрал ее девять часов назад перед уходом на работу, и признаков какой-либо кулинарной деятельности не наблюдалось. Я надеялся, что Элен приготовит ужин, не потому, что она женщина: она давно принудила меня отказаться от такого подхода. Нет, я рассчитывал, что она приготовит ужин для нас обоих, потому что сегодня была ее очередь. Проспав чересчур много, Элен позвонила на работу и сказалась больной. Она пообещала сходить в магазин за продуктами, и я надеялся — как выяснилось, слишком оптимистично, — что она могла купить «чего-нибудь вкусненького».
В поисках признаков ее похода за продуктами я заглянул во все кухонные шкафы. Там не было ничего, что попадало бы под определение «чего-нибудь вкусненького» — только пачка макаронов, банка джема, которую прислала мне мама, и два куска хлеба — настолько черствых, что, когда я случайно уронил их на кухонный стол, они рассыпались. Даже о чашке чая не могло быть и речи, потому что пакетики моего любимого чая (который мама прислала мне вместе с джемом и видеокассетой с записью нескольких частей сериала «Истэндерс») закончились, и я категорически отказывался пить чай какого-либо другого сорта.