Скорость, маневр, огонь
Шрифт:
Кто-то из ребят раздобыл эмблемы военного летчика, изготовленные из особой золотой канители. Я тоже приобрел такую эмблему и положил ее в чемодан.
6 ноября 1939 года, в канун праздника Великой Октябрьской социалистической революции, последний раз в парадной курсантской форме мы выстроились в большом зале училища и с волнением слушали приказ Наркома Обороны.
Итак, мы военные летчики. Двенадцать человек, наиболее успешно окончивших училище, направлялись не в боевые полки, а на курсы усовершенствования командиров звеньев, в город Кировабад. В эту группу
Весело и радостно отпраздновали 22-ю годовщину Октября и уже чувствовали себя «воздушными волками», хотя и были, как в дальнейшем каждый из нас понял, едва оперившимися птенцами, так как научились всего лишь пилотировать самолет-истребитель. А этого слишком мало для того, чтобы стать настоящим боевым летчиком.
Но сознание того, что мы уже не курсанты, а командиры, давало себя знать. Добротно пошитые и складно сидевшие синие френчи, брюки-галифе, пилотки и начищенные хромовые сапоги неимоверно возвышали нас в собственных глазах.
Мы знали, что началась война с белофиннами и старались туда попасть. Но ребятам из «кировабадской дюжины» не повезло. Мы поняли, что не только нам, кировабадцам, но и тем товарищам, которые получили назначение в другие боевые полки, надо многому еще учиться.
Именно это мы поняли, прибыв на военно-авиационные курсы усовершенствования. Прислушавшись к «старичкам», узнаем, что на курсах есть три звезды первой величины: командир нашего отряда старший лейтенант Храмов, командир соседнего отряда капитан Орлов и инструктор старший лейтенант Маскальчук. Хотелось no-скорее увидеть этих летчиков, и прежде всего, командира своего отряда Храмова. Но он пока что находился в отпуске.
Первым увидели капитана Орлова. По внешнему виду, он действительно был похож на орла: выше среднего роста, стройный, подтянутый с неторопливыми движениями и пронизывающим взглядом. Крупный с горбинкой нос и будто высеченное из камня лицо, с широкими вразлет бровями, завершали это сходство.
Удивительной противоположностью Орлову оказался инструктор Маскальчук. Это был веселый, жизнерадостный человек. На голову лихо посажена пилотка, из-под которой вьется светлый чуб. Всегда смеющиеся глаза и едва заметные выгоревшие от солнца брови. А голос такой звонкий и задорный. Инструктор сразу всем нам понравился.
Шли дожди, но Маскальчук не давал нам скучать. Бывало соберет нас вокруг себя и начнет рассказывать всевозможные истории.
В один из таких дней на улице было грязно, моросил дождь. Через окно мы увидели человека в дождевике.
– Командир отряда прибыл! – раздался чей-то голос.
– Где он?
– А вот, под краном моет сапоги.
Старший лейтенант Храмов с улыбкой подошел к группе инструкторов, пожал им руки. Одет очень опрятно, туго затянутый пояс подчеркивал стройность его натренированного тела. Голос спокойный и мелодичный, четко произносит каждое слово.
Много на свете есть людей, с которыми при первом знакомстве устанавливается особый душевный контакт и взаимопонимание. Такими бывают обычно цельные натуры, с богатым интеллектом, скромные, требовательные к себе и не менее к другим. Вот таким оказался и наш командир отряда. Впрочем, никакого сияния звезды первой величины от него не исходило.
Прошло два дня. Мы выехали на аэродром, находившийся километрах в тридцати от города. Самолеты, на которых предстояло летать, должны были перегонять с центрального аэродрома инструкторы. Приехали, ждем минут двадцать. Наконец, послышался гул моторов и мы увидели летящие в плотном строю пять истребителей. Вел их Храмов.
Группа низко пронеслась над аэродромом. Четыре самолета сели, а ведущий остался в воздухе. Храмов заходит вдоль старта на высоте метров 10–15 и, поровнявшись с посадочным «Т», начинает выполнять каскад фигур высшего пилотажа.
Не более 6–7 минут длился этот изумительный по красоте и точности исполнения полет. В воздухе был артист своего дела, летчик высшего класса. Такого великолепного зрелища видеть нам еще никогда не приходилось.
Сердца наши переполнились неизъяснимым чувством. Мы переглянулись между собой.
– Вот это да! – выразил общий восторг кто-то из ребят.
Храмов зашел на посадку, «притер» самолет точно у посадочного «Т», зарулил на стоянку. Потом неторопливо подошел к нем и как-то очень просто, даже буднично, сказал:
– Ну что ж, товарищи, начнем учиться…
Группа, в которой я оказался, поступила в распоряжение инструктора Забаштина. Три месяца пребывания на курсах мы занимались с ним только, полетами. Забаштин – человек замкнутый, очень строгий, даже излишне придирчив и педантичен до мелочей. Но все это компенсировалось его добросовестным отношением к обучению нас летному делу.
После полетов он подробно анализировал ошибки каждого и вдалбливал в наши головы много таких премудростей, о которых мы даже и не догадывались.
Мы старались изо всех сил освоить новые виды боевой подготовки: стрелять по конусу и наземным целям, овладеть тактикой ведения воздушного боя.
Были успехи и неудачи. Но усилия наших учителей не пропали даром – Забаштин, Храмов, Маскальчук, Орлов, Ильин, Картузов, Колпачев вложили много труда, чтобы подготовить из нас боевых летчиков-истребителей. Мы уверенно сдали экзамены на земле и в воздухе и готовы были вступить в бой с врагом. Но война с белофиннами закончилась и пришлось нам разъехаться на новые места службы.
За пять часов до войны
Всего шесть часов езды на поезде и из Кировабада мы прибыли к новому месту назначения. Командир полка Иван Карпович Старостенков встретил нас приветливо улыбаясь, пожал каждому руку.
– Ну, что ж, молодому пополнению истребителей всегда рады.
Он был летчиком старой закалки, умудренный большим жизненным опытом. В ряды Красной Армии пришел вместе с ее рождением, в 1918 году.
Иван Карпович и внешне выглядел маститым авиатором. Ходил чуть опустив левое плечо или, как говорят летчики, с левым креном. Глаза зоркие: глянет и, кажется, видит тебя насквозь.