Скорость тьмы
Шрифт:
— Лизка, Катюха, какая рыба, глядите!
Обе женщины поспешили на его зов. Свесились вниз, стараясь углядеть рыбину. Скоморох ловкими, сильными рывками поднял одну за другой и перекинул через борт. Женщины шлепнулись в пенистую воду, их стало относить, их сарафаны пузырились, как пышные маки, женские головы скакали в волнах, словно поплавки, раздавался визг.
Ратников кинулся в рубке:
— Лексеич, бабы упали в реку! Человеки за бортом!
Капитан разворачивал яхту, делал круг, осторожно
— Да ладно, чай не сахарные, не растаете! — он похлопывал их по выпуклым ягодицам, хватал за груди.
Они удалились с кормы и стали раздеваться, скидывая с себя мокрую одежду. Остались голые, белые, с загорелыми шеями, на которых переливались бусы, с тяжелыми мясистыми грудями, на которых фиолетовые от холода торчали соски, с косматыми лобками. Не стеснялись своей наготы. Скоморох поднес им стаканы, они выпили, и одна саданула его по шее. Ратников спустился в каюту, стянул с кроватей два покрывала, шатаясь, вернулся на палубу. Протянул женщинам:
— Срам прикройте!
— А нам не стыдно, — отозвалась одна, улыбаясь, дыша пухлой грудью в прозрачных каплях воды, надвигаясь на Ратникова выпуклым, с ямкой пупка, животом.
Отдыхали, сидя на корме. Женщины завернулись в покрывала. Мокрые сарафаны и сорочки высыхали на ветру. Впереди на горе забелели дома, открылся собор с колоннами. Приближался Мышкин. Ратников смотрел на проплывавшее кирпичное здание с сиреневым отражением, силился вспомнить чье-то лицо, вызвать в памяти чей-то образ, отмахивался от наваждения.
Парило. Над Волгой поднималась далекая черная туча. Собиралась гроза. Над Мышкиным сияло солнце, но вдалеке копились тени. Сильнее пахло распаренными березовыми вениками, будто где-то, невидимая, топилась баня.
— Юрий Данилович, отец родной, может, причалим? Топтыгин жрать хочет. Накормим его мышами, — сказал скоморох.
— Ой, Юрий Данилович, и впрямь есть охота. Три дня не ели. Накорми, благодетель, — подхватила одна из женщин, приоткрыв накидку, обнажая сильный, в полных складках живот.
— Лексеич, причаливай! — скомандовал Ратников. Сунул в карманы брюк пачки денег. И как был босиком, в растерзанной рубахе, со следами помады на щеках, первым сошел на железную пристань, вытягивая за собой все шумное, нелепое сборище.
С берега глазел пестрый люд. Здесь были таксисты, обладатели разболтанных автомобилей, предлагавшие экскурсию по городу. Было несколько самодеятельных гидов, заманивающих туристов во Дворец мыши, где были собраны бессчетные экспонаты, касавшиеся мышей. Виднелись торговцы, предлагавшие открытки с видами Мышкина и раскрашенные скульптурки грызунов. Тут же запыленный и сонный стоял милиционер в линялом мундире и грыз семечки.
К Ратникову пристало сразу несколько таксистов:
— Не желаете покататься по городу? Не дорого и весело, — зазывали они.
— Медведей в такси не катают. Он тебе машину всю изгрызет, — отмахнулся Ратников. К нему стали липнуть экскурсоводы:
— Наш город, господин хороший, если угодно знать, — столица мышиного царства. У нас мэр — мышь. Священник — мышь. Мы все здесь мыши. Пойдемте, покажу вам Дворец Мыши, — приставал к Ратникову колченогий юноша, поднаторевший в рекламе городских примечательностей. Ратников отстранил его от себя:
— Хромай отсюда на хер. Всю Россию в крысятник превратили.
Торговцы открытками лезли со своим товаром, тянули к носу Ратникова свои химически-едкие фотографии.
— Сейчас, мать вашу, всех с вашими бумажками в Волгу кину, — рявкнул на них Ратников, вдруг свирепея, чувствую хлынувшую в глаза жаркую ненависть.
Видно зрелище босого, растерзанного человека, в сопровождении полуголых, закутанных в хламиды женщин, сипящего медведя, окруженного бражными музыкантами — все это разбудило милиционера, и тот подошел к Ратникову и строго сказал:
— Ваши документы!
— Чего? — надвинулся на него Ратников, тесня грудью, — Я тебе такие документы покажу, что свои погоны жевать будешь. Я сейчас к начальнику РОВД Степке Хамовникову позвоню. Он с тебя, сержант, лычки сдерет. Будешь мышам хвосты обгрызать.
Милиционер узнал в кричащем на него человеке могущественного директора и богача, смутился, вытянул руки по швам:
— Я только хотел сказать, что вам, по вашим документам, в Музей Мыши вход бесплатный.
Ратников махнул рукой, приглашая следом за собой остановившуюся, было, ватагу и полез в гору, ставя босые ступни на булыжную мостовую.
— В ресторан хочу! Хочу рульку! — вопил сзади скоморох.
— Мы рульку — пиздюльку хотим! — подхватывали бабы.
Все карабкались в гору по бурьяну, и медведь тащил на цепи цыгана.
У ресторана стояли автомобили, толпилась праздная молодежь. Привратник в потной рубахе и заляпанном галстуке преградил ватаге вход в ресторан.
— В таком виде, господа, вам нельзя. Зверям место в зверинце, — это замечание касалось не только медведя, но и всей дикой компании.
— Это не медведь, это мышка, — сказал Ратников, переступая на асфальте босыми ногами.
— И мы тоже мышки, — вторили дамы, едва удерживая на плечах покрывала.
— Пойми, служивый, — втолковывал скоморох привратнику, — Если сейчас медведю рульку не дать, он сожрет всех ваших мышей, и вы останетесь без культурного наследия.