Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант
Шрифт:
– За что конкретно?
– Медаль за разгром банды Шермак-хана, орден по совокупности.
– Хорошо. Есть перспективы пополнить набор. Ставлю задачу – подобрать на ваше усмотрение десять бойцов, на которых вполне можете положиться в любой боевой ситуации вашего профиля. Согласны?
Гришин покосился на Заковского. В присутствии нового наркома и незнакомого товарища рангом не ниже, судя по тому, как держится, старший лейтенант чувствовал себя неуютно.
– Отвечайте, что думаете, – кивнул тот.
– Соглашаться или нет – я так не привык. Приказ есть
– Резонно. Детали узнаете в последний момент, а чтобы ориентироваться… Разведывательно-диверсионная работа в прифронтовой и зафронтовой полосе, охрана особо важных объектов, возможны операции по скрытой ликвидации противника. Действовать будем на значительном удалении от базы. Достаточно?
– Так точно. Разрешите выполнять?
– Выполняйте. Завтра примерно в это время я приеду посмотреть на людей. Затем получите дальнейшие указания.
Гришин снова посмотрел на Заковского. Тот кивнул и сделал отпускающий жест.
Они вернулись на Лубянку.
– Примите мой совет, Леонид Михайлович, – сказал Шульгин, закуривая, – объявите в органы «сталинский» призыв. Наберите молодежь с третьих-четвертых курсов институтов и техникумов. Укомплектуйте ими все отделы, требующие специалистов. Повыдергивайте стоящих командиров из строевых частей армии и флота, подготовьте из них кадровых армейских особистов, знающих, за кем следить, что считать ошибками, что некомпетентностью, а что и действительно вредительством. Особое внимание сосредоточьте на дураках и провокаторах любого уровня. Тогда, если начнется большая война, а она обязательно начнется, не позднее тридцать девятого, вы, по крайней мере, будете иметь перед собой объективную картину, а не конъюнктурную туфту.
– Не лишено смысла, – согласился Заковский. – А вы по вашей новой должности меня поддержите?
– Это еще кто кого, – улыбнулся Шульгин. – Я сейчас уеду, вернусь ли живым – не знаю. Давайте завтра устроим посиделки с новым наркомом обороны. Постараемся так, чтобы вы с Иосифом Родионовичем стали друзьями или хотя бы единомышленниками…
– Помню, – с мечтательной улыбкой сказал Заковский, – как мы его дивизию ущучили под Пологами в девятнадцатом. Говорят, ускакал на коне охлюпкой, [49] и сам босиком, только красные шаровары успел натянуть…
49
Охлюпкой – без седла и сбруи.
– И об этом вспомните, молодость всегда прекрасна, а старые обиды легко забываются. Да и обид скорее всего не было. Они ж вам тоже потом прилично накидали? Хотя бы и под Екатеринославом…
– Вы прямо Мефистофель какой-то, Григорий Петрович. Я уже с нетерпением жду свидания с коллегой. Безусловно, в вашем присутствии. Вы удивительно умеете людей сводить и с ними сходиться. Как тот раз с Лихаревым в машине… Его я давно знал, вас – совсем ничего, и обстановка была самая пугающая, и вдруг так легко все разрулилось… Без крови и с наилучшими для всех последствиями.
– Характер у меня такой. Легкий. С другим что на царском флоте, что в коридорах власти сложно выжить. Но я вот что скажу – в условиях диктатуры…
Заковский очевидным образом напрягся.
– Пролетариата, я имею в виду, а вы что подумали? Так в условиях означенной диктатуры единственно правильной методикой для ее участников является установление и развитие горизонтальных связей. Уловили ход моей мысли?
– Да, пожалуй, – после тяжелой паузы ответил Заковский.
– Вот на этом и закончим, чтобы не ставить друг друга в сложное положение. У вас гостей обедом кормить принято?
– Да это в секунду.
Заковский нажал коленом кнопку под столом, и тут же появился адъютант.
– Столик, это, накрой в комнате отдыха…
– Есть…
Обычно у крупных начальников в то время имелось под рукой от трех до пяти секретных кнопок: под столом, на столе, внутри письменного прибора и так далее, в меру фантазии. У Шестакова так же было.
Пока они докуривали, в комнату отдыха через секретную дверь проникли подавальщицы, обе не менее чем в сержантских званиях, и сервировали «достархан» в лучшем виде.
Заковский не стал занимать кабинет Ежова, может, из суеверия. Приказал оборудовать для себя совсем другой, на пятом этаже, присоединив к нему два смежных помещения. Получилось даже лучше. Светлее, просторнее и приятный вид из окон.
– Насколько я могу на вас рассчитывать, если по-настоящему? – спросил главный чекист, без всякого удовольствия разжевывая бутерброд с черной икрой.
– Соразмерно, – ответил Шульгин. – Если в нашем положении и в нашем кругу возможна какая-то степень доверия, то я вам ее предлагаю…
Он протянул через стол руку. Заковский ее пожал с явственной надеждой в глазах.
– Давай – на «ты»…
– Конечно, Лева. Я – царский гардемарин, ты – махновский контрразведчик. Согласен, что есть повод договориться?
– Есть, Гриша.
Тут и выпили, глядя друг на друга внимательно. Разумеется, каждый умел уловить в собеседнике даже намек на ложь и криводушие. Кажется, не уловили. Вздохнули облегченно.
Шульгин, словно вспомнив к случаю, спросил небрежно:
– А кто такой капитан Трайчук, знаешь его?
– Подожди… Да, помню. Из отдела Шадрина. Люди говорят – редкая сволочь. На общем фоне…
– Как у Бабеля? Папаша Мендель Крик слыл среди биндюжников грубияном…
– В этом роде. А почему спросил? Пересекались?
– Лично нет, но кое-что слышал. Если его больше нет с нами, горевать не будешь?
– Шлепнули? А кто?
– Пока не готов ответить. Возможно, те, кому он дорогу перешел. Ты лучше выясни, под кем он ходил и чьи приказы до сих пор выполнял. Что ежовец неисправимый – факт, не требующий… А непосредственно кому шестерил? Кстати, Шадрина выпустили? Он наш человек, как мне известно?