Скорпион
Шрифт:
– Великий Крыс!
– выругался Толмач голосом Щура.
– Здесь же еще позавчера проход был.
– Зарос, значит, - нетерпеливо отозвался Франц.
– Давай тесак, а то я свой забыл.
Щур отцепил от пояса угрожающего вида оружие - нечто среднее между ножом для разделки туш и топором - и протянул Францу.
Франц взял тесак, примерился к ближайшему стволу ядовитого борщевика и, держась от растения на расстоянии вытянутой руки, чтобы на кожу сок не брызнул, нанес удар. Сзади раздался вопль. Франц вздрогнул и обернулся. Он увидел, что сидящий на плече у Щура Толмач тоже обернулся и смотрит
Франц переглянулся с Толмачом, Толмач пришпорил Щура, и приятели бросились к гранитному парапету. Первым увидел, в чем дело, Толмач.
– Опять какая-то дрянь мутантная заплыла, - проскрипел он. Между лодками, запутавшись в сетях, билась какая-то тварь. Рыбаки бестолково суетились, орали благим матом и пытались ударить чудовище веслом по голове. Из-за лодок и спин Франц лишь мельком мог видеть то лоснящееся скользкое туловище, то длинную шею, то небольшую голову с красными глазами и с оскаленной зубастой пастью.
– Сейчас сети порвет и смоется, - прокомментировал Толмач.
И точно, тварь поднырнула под чью-то лодку и вырвалась из круга. Рыбаки заорали громче, но было поздно. Сеть отчаянно задергалась, последовал еще один сильный рывок, и голова твари вынырнула метрах в пятнадцати от ловушки. Изящными волнообразными нырками чудище быстро уплывало прочь. От головы до кончика хвоста в нем было метров семь-восемь.
– Ладно, - сказал Франц, - потопали.
– Будет им теперь работка - сети чинить, - заметил Толмач.
И тут же его рот заговорил голосом Щура:
– А тебе бы все злорадствовать, вредный ты человек, Толмач.
Толмач завизжал что-то в ответ, и началась их обычная перепалка, которая на людей посторонних всегда производила тягостное впечатление. Ибо со стороны было видно, что один молчит, а второй сам с собой ругается разными голосами.
Ругались они все то время, пока Франц прорубал проход в зарослях борщевика и шипастой крапивы.
– Эй, - крикнул он, нанеся последний удар, - кончайте спор, дорога открыта.
"Полтора человека", Щур-Толмач, замолчал и прошагал за Францем. Они пересекли полосу вырожденного грунта - бывшую проезжую часть улицы. Асфальт во время Красной Черты весь испарился и осел темными пятнами на развалинах телецентра. Осторожно балансируя на грудах кирпича и обломках бетонных плит, друзья перебрались через завал и вышли на открытую площадку у подножия вышки. Они никогда до этого не подходили к телевышке так близко и теперь в молчании стояли и, задрав головы, смотрели вверх.
Решетчатая конструкция башни подавляла все вокруг, она уходила ввысь и упиралась в серый облачный слой. Эта темная громада гипнотизировала. Хотелось просто стоять и смотреть на нее. Франц только сейчас по-настоящему осознал, как тихо вокруг них, как сумрачно и безлюдно.
Из транса их вывел шорох за спиной. Франц и Толмач обернулись. Из темной норы, меж обломков бетонных плит, на них глядели два светящихся красных глаза.
– Крыса, - пробурчал Франц.
– Здоровая, килограмм двадцать потянет.
Он пригрозил крысе тесаком. Из норы послышался злобный визг-шипенье, и глаза исчезли.
– Пошли наверх, а то она сейчас целую ораву приведет...
Франц отдал
Перекладины стремянок были скользкими и очень холодными. Франц скоро ощутил, что его пальцы начало сводить, приходилось постоянно разминать их.
После того, как они поднялись до четвертого пролета, Толмач вдруг начал скрипеть, что у него кружится голова и дальше подыматься он не желает. Голос Щура велел ему заткнуться и не валять дурака. Толмач истерически завизжал, что Щур хочет его убить, что он давно уже подозревает это, а сейчас вот окончательно убедился...
Голос его прервался на полуслове. Щур применил ментальную гипноатаку, что вообще-то позволял себе очень редко, особенно по отношению к Толмачу. Он перехватил управление эмоциями Толмача, заставил его успокоиться и глядеть на мир взглядом, исполненным доброжелательного любопытства и созерцательного стоицизма. Франц, терпеливо ожидавший конца семейной сцены, молча повернулся и продолжил восхождение.
Чем выше они поднимались, тем больше немели руки. Друзья только сейчас сообразили, что оделись легковато для такой экспедиции. Они уже вошли в туманный слой, и холодно было не только рукам. Франц ощутил некоторое разочарование. Когда снизу смотришь на облака, то они выглядят очень плотными, с резкими краями, и кажется, что их можно потрогать руками. А тут ничего такого - просто туман, и все. Правда, густой туман, плотный.
Наконец они достигли самой верхней площадки, где смогли перевести дух и оглядеться. Площадка представляла собой правильный восьмиугольник, огороженный хлипковатыми на вид перильцами, и в центре ее, а также во всех восьми углах, высились трубчатые опоры антенн УКВ-ретрансляторов. Некогда вертикальные, сейчас они стояли оплавленные, изогнутые самым причудливым образом. Всю площадку перечеркивали пунктирные строчки застывших металлических капель - следы бывших проводов.
Франц и Щур-Толмач стояли у огороженного края, держась за мокрые поручни. Сильный ветер трепал их домотканые туники. Хорошо еще, Щур догадался захватить с собой длинный шерстяной шарф. Теперь он обмотал им хилое тельце трясущегося от холода Толмача, а свободный конец обернул себе вокруг шеи. Толмач, хоть и трясся, но заинтересованно водил головой по сторонам, и было ясно, что его глазами сейчас владеет Щур.
Франц покрепче уцепился за перила, осторожно выглянул через край, вниз. Перед глазами была все та же туманная пелена, разве что посветлее. Города видно не было. Вскоре ветер чуть разрядил ее, и на несколько секунд далеко-далеко внизу стали видны руины, излучина реки с разбросанными по ее поверхности темными черточками - рыбацкими лодками. Франца вдруг поразил приступ страха. Когда вокруг была дымка, высота не ощущалась, а теперь как-то ясно стало, что до земли добрых полтораста метров. Просвет затянулся, и снова по сторонам одна лишь игра теней, темные призраки на сером фоне, зыбкие, эфемерные формы гонимых ветром облаков.