Скорпионы в собственном соку
Шрифт:
Я снова стал наведываться в свою старую тулузскую компанию, которая, как это обыкновенно происходит во всех деревнях и городах Эускади, по-прежнему состояла из тех же самых членов, что и в 1962 году. Они неизменно поддерживали всегдашние поверхностные отношения, ограничивавшиеся совместными попойками и разговорами на общие темы, исключавшими личные подробности или конфликтные темы, ради мирных прогулок по барам всем стадом.
Я снова начал читать газеты и выяснил, что Йосеан Аулкичо уже не занимается воинственной «Басконией». Он взлетел высоко и стал новоиспеченным тренером своей прежней команды, «Атлетик»
В моей старой компании было два человека, которые, как я думал, могут иметь какое-то отношение к ЭТА. Я спросил их, не могут ли они свести меня с Пачи Ираменди. Сначала они отреагировали вяло и недоверчиво, но через несколько недель передали мне на словах послание: он назначал мне встречу в баре «Селата» в Байонне (это место я никогда не забуду) в полдень 28 апреля, в тот же самый день, когда ЭТА убили в Дуранго городского полицейского.
Я решил, что наилучшим способом, чтобы иметь возможность покончить с дядей Пачи, будет пробраться в его собственное змеиное гнездо. Я вступлю в организацию, чего бы мне это ни стоило и какие бы обязательства я ни должен был на себя принять.
Я ждал, сидя за столиком на маленькой террасе в баре «Селата», расположенном на улице Пуасонри, в сердце Пти-Байон, квартала средневековых улочек, усыпанных барами и ресторанами. В двадцать минут первого за мной пришли молодые мужчина и женщина, на эускера велевшие мне следовать за ними.
На подземной парковке возле реки Адур, обыскав на предмет оружия, они посадили меня на заднее сиденье автомобиля, завязали мне глаза и велели мне лежать, не вставая.
Потом я проверил: поездка длилась час. Я заметил, что мы несколько раз меняли направление. Во время путешествия мои спутники говорили мало и по-французски, а этого языка я тогда не знал.
Повязку у меня с глаз сняли в гостиной хорошо обставленного дома, наверняка это было шале: несмотря на плотно задернутые шторы я заметил, что комната находится на первом этаже.
Мой проводник-мужчина указал мне на один из стульев, расставленных вокруг обеденного стола. Он сам встал возле двери, карауля меня. Он достал автоматический пистолет, взвел курок и снова убрал за пояс, спереди, чтобы держать его под рукой.
Через несколько минут в гостиную вошел дядя Пачи и сел напротив меня, не здороваясь. В ту пору ему было сорок семь лет, и он был главой коммандос. Я нашел, что он постарел. То обстоятельство, что я наконец увидел человека, больше всех ответственного за катастрофу, разрушившую мою жизнь, взволновало меня меньше, чем я ожидал. Мы говорили на эускера.
– Что ты хочешь от меня, племянник? – спросил он меня с угрюмостью, которую не смягчило родственное обращение.
– Я хочу сделать что-нибудь для нашей земли… Снова бороться вместе с вами.
Его недоверчивое выражение не рассеялось после прямого изложения моих намерений. Казалось, он больше рассматривает меня стеклянным глазом, чем здоровым. Он вызывал у меня чувство тревоги.
– Если говорить откровенно, я думал, что ты уже очень давно мертв. Я не знал, что ты выжил после той комы. Я только совсем недавно узнал, что ты спал тринадцать лет. Это была сиеста. – Делая это лаконичное замечание с претензией на изящество, он наблюдал за моей реакцией; реакция была нулевой. – Мне помнится, ты не был слишком глуп, племянник… Я бы на твоем месте был весьма
– Вначале так и было… Потом уже нет.
– Любопытно. А почему потом уже нет?
– Я понял, что это, должно быть, был несчастный случай, что что-то случилось с противоядием.
– А с твоим отцом?
– Никто не мог предугадать, что он будет есть кальмаров Франко. Мне объяснили, что он так занервничал, когда я потерял сознание, что почувствовал внезапный голод; он отнес их на кухню и все съел.
– Ага… А если я тебе скажу, что это не был несчастный случай? Что мы решили пожертвовать тобой, так как это было единственное средство надежно отравить Франко?
Он тщательно следил за тем, как подействуют на меня эти слова; дерьмовая история. Кроме того, произнося свою речь, он одним глазом, единственным глазом, взглянул на охранника, по-прежнему стоявшего на своем месте. Его статус большой шишки ЭТА наделял его той привилегией, что другие нажимали на курок за него.
У меня на лице не дрогнул ни один мускул, взгляд остался кротким, дыхание – спокойным.
– Ну, я бы тебе не поверил. Черт! Ты же мой дядя, брат моей матери…
– Хороший мальчик, – сказал он фальшиво, он по-прежнему мне не верил. – Я узнал, что твоя мать умерла от рака… Я уже был здесь.
– Я это знаю.
– То, что произошло на самом деле, очень просто. Но это не избавляет меня от вины, я должен был все предвидеть. Мы положили в тарелку Франко слишком много яда, – меня привело в восторг это множественное число, – а противоядия, которое я тебе дал, было недостаточно для такого количества… Такова правда. Я обычно так никогда не говорю, но на этот раз, думаю, мои слова будут уместны: я сочувствую.
– Я что-то в этом роде себе и представлял… Но я не считаю тебя виновным втом, что произошло. Я сам пошел на риск, и обстоятельства обернулись плохо. Иногда сражения проигрываются, и можно в них пасть, но важно выиграть войну… А война продолжается, так же как и тогда… Я пал, но поднялся… я стою на ногах и повторяю тебе, что хочу продолжать войну на вашей стороне.
То, как я перефразировал его слова, сказанные тогда, когда он пришел навестить меня вместе с Кресенсио, огнем выжженные в моей памяти, понравилось ему. Он все еще был далек от того, чтоб заглотить наживку, но начинал смотреть на червяка на крючке более благожелательно.
Он достал скомканный платок и звучно высморкался. Потом он задумчиво рассмотрел урожай соплей. Ходили слухи, что он сидит на кокаине; я заключил, что он проверяет, не разорвалась ли какая-нибудь венка в носу.
– Ты, – обратился он к человеку с пистолетом. – Принеси из погреба какую-нибудь хорошую бутылку «Рьохи». «Гран ресерва», ладно?… Я хочу выпить с моим племянником.
На обратном пути в Байонну мне снова завязали глаза.
Дядя Пачи попросил меня вернуться в Альсо. Они со мной свяжутся.
Моим связным до тех пор, пока мне не приказали жить во Франции, был один из моих тулузских приятелей, которых я просил о встрече с дядей. Его звали Пейо Лекумберри, и, насколько я знаю, он всегда был не больше чем информатором и посыльным. Я упоминаю о нем только из-за анекдотического случая, который пришел мне на память, когда я написал его имя. Лекумберри умер несколько лет спустя в Мексике по абсурдной причине.