Скотина
Шрифт:
У каждого человека на ладонях камни, у всех членов семьи и слуг и прочих. Ни одного в роликах с голыми ладонями не видел. Даже одно Око в кадре чёрным пятном на ладони светануло.
На последней странице одна папка, для входа пароль. Открывается круг, вроде циферблата часов, заместо цифр незнакомые символы. Вроде на иероглифы или руны не похоже, но чем-то мистически веет. Окошко приглашает три штуки ввести. От кого-то у Бори секреты. Пока не доказано обратное, предполагаем, что в интерфейс этот наладонный может войти чужой.
С помощью камней можно звонить, платить, видео снимать. Информацию
Просмотрел все доступные ролики, впитывая крупицы информации. Все важно, взгляды, интонация, походка. Вызвал мысленно образы разных персонажей, на ходу подстраиваясь мимикой. Вставать пора, труба зовёт.
(Ресторан купца Елисеева. Винный погреб.
Старик в кимоно отчитывает дородного мужика с чёрной бородой до глаз)
— Григорий, мы не аристократы, но род Елисеевых богаче многих этих напыщенных индюков. Наши товары знают и любят по всей империи. Смертельно оскорбили не просто мою внучку и твою дочь. Это плевок в душу всем Елисеевым.
— Отец, хватит ли у нас сил? На наши деньги можно вооружить десяток армий, но другие аристократы никогда не позволят победить безродным, мы не сможем сражаться с целым миром.
— Для открытой войны сил, конечно, нет. Я давно понял бессмертную истину — в нашем мире выживает не сильнейший, это глупое убеждение. Выживает тот, кто лучше приспособлен. Елисеевы при любой власти умели выживать и наращивать капиталы. Давай сделаем так: найди в доме Скотининых недовольных бароном, ищи в ближайшем кругу, жены, братья, все, кто входит в совет рода. Не может быть, что всех все устраивает. Второе, найди среди младшего поколения врагов Бориса, мне есть что с ними обсудить. И, наконец, разыщи среди ближайшего круга тех, кто безусловно предан барону. Мне нужны люди, которых можно выгодно подставить.
Явление 5.
(30 августа, 8 утра. Палма, усадьба Скотининых, спальня Бориса)
Поднялся с кровати с таким надрывом и кряхтением, будто покорил Эверест, причём спиной вперёд. Вытер холодный пот, унял трясущиеся руки, первая героическая победа. Поплёлся в уборную, толкнув одну из дверей, уловил едва заметный запах химии. Вторая гардеробом должна быть, третья для слуг, если я что-то в этой жизни понимаю.
Обычная ванная, своего наблюдателя нет, и славно. Корыто с низкими бортиками, унитаз чугунный, заметно шире обычного, я бы прежний на такой сесть не рискнул. Напротив унитаза окно от пола и до потолка. Удобно, сидишь, думаешь в высоком, а за окном природа, птички поют.
Шкаф с причиндалами и покрывало на пол стены. Дёрнул тряпку, так и есть – зеркало. Раз покойников в доме нет, не популярен у Бори этот предмет. К чему бы это?
Какая же отвратительная рожа, со следами всех мыслимых злоупотреблений. Неопрятные сальные волосы, губы как оладьи, на лбу пара недозрелых
Пара приставных шагов в стороны – и свои габариты удалось оценить, и чего зеркала такие узкие. Восьми кубиков пресса точно нет. Рост чуть выше среднего, метр восемьдесят точно есть. Реальный выше должен быть, учитывая позвоночник интегралом. Немудрено, спереди необъятное брюхо, сзади противовес в виде жопы с багажник жигулей.
Поднял руку, согнул в локте, напрягая бицепс. Могучий жировой валик колыхнулся и повис как крыло летучей мыши. Потрусил сиськами, напрягся и приподнял фартук, повисший почти до колена. Ага, под ним ещё один, дохнувший старческими пролежнями. Как же так получилось, Боря? Тебе же семнадцать лет.
Бросил прощальный взгляд на зеркало. Тут я Боря с тобой полностью согласен, смотреть совсем нечего. Закинул тряпку обратно. Придёт время, уберём, но пока со всеми странностями не разобрался — нельзя ничего менять.
В шкафу все как в обычно, стаканчик со щетками, паста, бритва кассетная. Флакончиков целый ряд, у моей жены поменьше было. В целом ничего интересного, сполоснул морду и пошёл обратно в комнату.
Интересный уголок за кроватью, прямо сказать спортивный. Плакат местного мистер Олимпия с мимикой жизнерадостного бульдозера. Раньше улыбался во все тридцать два, но сейчас лицо в потёках. Глаза проковыряны до штукатурки. Чем-то Боре не угодил. Внизу инвентарь. Две гантельки килограмма по два, обруч для талии, и скакалка. Весы напольные, добротные, не ширпотреб. Шкала до двухсот пятидесяти. Под шкалой явно прописано «кг», система наша, метрическая, одной головной болью меньше. Встал одной ногой, не успел вторую перенести — положил стрелку. Бракованные попались, ежу понятно. Обруч можно не трогать, так видно, только на шею налезет. Подхватил скакалку, пригодится, напоследок плюнул в наглую рожу, поигрывающую бицепсами.
Окно едва слышно звякнуло. Секунду назад пусто, и вот, на форточке сидит наглый рыжий котище. Лёгкий точек, прыжок, и зверюга продефилировала по комнате. Хвост, задранный как труба, сразу показал, кто тут хозяин. Кот с важным видом обошёл комнату, у Ока остановился, принюхался, развернулся и парой коротких струек пометил человеческую статую. Подошёл к моим ногам, от души потёрся и скрылся за занавеской. Я покосился на наблюдателя. Гром не грянул, нарушитель не казнён, не наказан и даже не задержан.
Тренькнул колокольчик у третьей двери и в животе требовательно квакнуло. Ага, рефлексы, товарищу Павлову привет, не иначе на завтрак позовут. Гораздо круче, вошёл слуга, сгибаясь под тяжестью подноса.
— Барин, извольте, утренняя трапеза перед семейным завтраком.
Я скривил кислую морду и капризно взвизгнул, — Червяк, живей ползи, — слугу, в которого пельменями швырял, признал сразу, — Чего тут?
Мужичонка привычно проковылял к столику, сгрузил на свободный конец тазик с пирожками, — Барин, свежая выпечка прямо из кухни, — водрузил ведёрный графин розового пойла, — Вот, господин, как велено, компот без сахара, ди-э-тический.