Скриба
Шрифт:
Сгоревшие книги, разрушенная мастерская, несчастная погибшая девушка… Больше она никогда не осмелится посмотреть Горгиасу в глаза. Она опозорила его самым жестоким образом, каким только дочь может опозорить отца, но еще хуже то, что она его разочаровала. Она плакала, пока слезы не разъели щеки, бормотала слова прощения, умоляла Господа, чтобы он совершил чудо и вернул все назад. Она одна виновата: если бы не ее безумное желание стать тем, кем она не должна быть, ничего бы не случилось. Правы те, кто говорит, что место женщины – дома, у очага, рядом с мужем, а ее предназначение – рожать детей и укреплять семью. Вот Бог и наказал ее за дерзость.
Она
С шумом взлетела стая скворцов. Зелень деревьев и чистота неба поразили Терезу. На мгновение каштановая роща показалась ей прекрасным ухоженным садом, она наслаждалась запахом сырой земли и ласковым прикосновением ветерка.
В желудке заурчало, и она вспомнила, что со вчерашнего дня у нее маковой росинки во рту не было. Отвязав от пояса кожаный мешок, она выложила на пол вощеную табличку и бронзовую палочку, которую использовала для письма. Еще в мешке нашлось яблоко, завернутое в льняной платок. С наслаждением жуя его, она продолжала вытаскивать свои богатства: маленькое прочное огниво, резное костяное распятие, пузырек с душистым маслом для пергаментов и моток пеньковых ниток, которыми она сшивала листы.
Решение далось ей с трудом, но она все-таки приняла его: убежать как можно дальше от Вюрцбурга, где никто никогда ее не найдет. Может быть, на юг, в Аквитанию, а может, на запад, в Неустрию 16 ; говорят, там есть аббатства, которыми управляют женщины. Если повезет, можно добраться и до Византии. Отец всегда говорил, что когда-нибудь она снова встретится со своими бабушкой и дедушкой Теолопулос. Конечно, она едва их помнит, но уж в Константинополе непременно их отыщет. Она будет много трудиться и обязательно добьется успеха. Будет изучать грамматику и поэзию, как хотел Горгиас, и тогда, возможно, осмелится вернуться в Вюрцбург, чтобы встретиться с отцом и попросить у него прощения за свои грехи.
16
Аквитания – герцогство в средневековой Франции; Неустрия – область в средневековой Франции.
А пока она сложила немудреные пожитки в мешок и обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на город. В двадцать три года ей предстояло начать новую жизнь.
Попросив у Бога благословения и поддержки, она по узкой тропе углубилась в чащу.
Через два-три часа она совершенно обессилела. Примерно пять миль она прошла по тропе, соединяющей Вюрцбург с Аквисгранумом, но с первыми горными отрогами тропа исчезла под снежными заносами. Насколько хватало глаз, всё – от булыжника до высокого холма – было покрыто белой пеленой, лишавшей ее ориентиров, потому что деревья и утесы были похожи друг на друга.
Решив немного передохнуть, Тереза села на поваленный ствол и с беспокойством посмотрела на небо. Погода в последнее время была неустойчивой, и теперь, похоже, собиралась буря. Она надеялась найти по дороге орехи и ягоды, но кусты от холода засохли, и ей пришлось довольствоваться огрызком яблока, который она предусмотрительно положила в мешок. Вдруг горизонт пронзила молния, деревья закачались, небо потускнело и приобрело пепельный цвет. Скоро полил дождь.
Прижимаясь к скалистому выступу, она поняла, насколько эфемерны были ее намерения. Мечты мечтами, но она никогда не доберется ни до Аквитании, ни до Неустрии, ни тем более до далекой Византии. У нее нет ни еды, ни денег, ни родственников, к которым можно обратиться за помощью. Она не умеет обращаться ни с мотыгой, ни с плугом, ни разу не собирала виноград и не может приготовить даже простую похлебку. Единственное, чем она занималась, это изготовление никому не нужных пергаментов, а ими на жизнь не заработаешь. Ну почему она упрямилась и не слушала свою мачеху! Нужно было учиться тому, что написано на роду всем женщинам. Умей она прясть, шить или стирать, непременно нашла бы себе поденную работу в Аквисгрануме и скопила денег, чтобы с каким-нибудь караваном добраться до Неустрии.
Но она все равно попробует, наймется в батрачки или поищет место ученицы кожевника. Что угодно, только не публичный дом с его нехорошими болезнями.
Дождь усиливался, и Тереза решила перебраться в какое-нибудь более надежное укрытие. Кроме того, в Вюрцбурге, возможно, ее уже хватились, а у дороги ее ничего не стоит найти. Тут она вспомнила о небольшой каменоломне в получасе ходьбы отсюда – там стояла старая печь для обжига извести и не менее старый дом. Она знала это место, так как несколько раз приходила туда за известью, необходимой для выделывания кож. Дом принадлежал вдове Ларссон, грубой и суровой женщине, которая управлялась на каменоломне вместе с сыновьями. Зимой, когда строительство прекращалось, они перебирались в Вюрцбург, значит, там можно укрыться и переждать непогоду.
Около полудня Тереза подошла к каменоломне. Ей хотелось побыстрее спрятаться от дождя, и тем не менее она замедлила шаг, напрягая слух и внимательно всматриваясь вдаль.
Каменоломня, располагавшаяся на склоне горы, напоминала громадный щербатый рот. В нижней ее части стояла печь для извести – сплюснутая, похожая на веретено башня, размером чуть больше тех, в которых пекут хлеб. Вверху у нее была круглая дыра, служившая трубой, а с боков – еще четыре для вентиляции. Дом стоял на берегу реки, подальше от известковых паров, образующихся при сжигании, а за ним теснились амбары, которые использовали как склады.
Тереза не двинулась с места, пока не убедилась, что поблизости нет ни вдовы Ларссон, ни ее сыновей, однако дверь в дом оказалась приоткрыта, и она засомневалась, стоило ли сюда приходить. На ее слабый стук никто не откликнулся, и девушка все-таки решила войти – будь что будет. Подняв с земли палку, она толкнула дверь плечом, но та не поддалась. Лишь с третьей попытки дверь с шумом распахнулась, и ее взгляду предстала пустая комната. Тереза вошла, закрыла глаза и так постояла несколько минут, наслаждаясь покоем. От едкого запаха извести саднило горло, однако сейчас это ей даже нравилось. Дождь молотил по крыше, ветер хлопал оторвавшимися досками, но теперь непогода была уже не так страшна.
Как во всех постройках в этих местах, в доме не было окон и свет сочился сквозь проем для дыма, оставленный в сложенной из ветвей крыше. Когда глаза привыкли к полутьме, она заметила, что все в комнате перевернуто вверх дном, табуреты опрокинуты, посуда разбросана по полу. Она не придала этому значения, решив, что сюда забрался какой-нибудь зверь. Ни еды, ни одежды в доме не оказалось, и она, чтобы отвлечься, стала собирать валявшиеся повсюду вещи. В одном углу обнаружилась целая гора деревянных чурбаков, из которых вдова Ларссон делала башмаки.