Скрипач
Шрифт:
Ганс услышал легкое шуршание, а за ним стремительно приближающиеся прыжки собаки. Юноша резко взял вправо. Что-то больно ударило в лицо. Ганс понял, что снова оказался в роще. Заслонив лицо руками, он бежал напролом через деревья и кустарники. Голые ветки больно царапали кожу и разрывали одежду. Рычание собаки слышалось совсем рядом. Вдруг юноша зацепился за что-то ногой и покатился вниз по небольшому холму. Над головой послышался шорох, затем визг собаки, и тут же ногу пронзила острая боль. Вцепившись зубами в мясо и почувствовав запах крови, собака с остервенением тянула ногу Ганса на себя, а юноша, почти потеряв
Вдруг в роще снова послышались голоса. Несколько людей подбежали к Гансу с фонарями. Яркий свет слепил глаза. Юноша зажмурился на секунду. Над головой раздался выстрел, а за ним визг собаки. Обезумевшее животное повалилось набок и, тяжело дыша, тихо поскуливало, дергаясь в предсмертных судорогах.
– Кто такой? Какого черта тебе здесь надо? – раздался голос над головой, и свет фонаря направился прямо Гансу в лицо.
Юноша попытался закрыть лицо руками, но двое мужчин тут же схватили его и поставили на колени. Ганс опустил голову, слабо пытаясь выдернуть запястья из сжимающих их мертвой хваткой пальцев.
– Я спрашиваю, кто такой?! – раздался тот же голос.
Ганс не поднимал головы. Свет все так же слепил глаза. Юноша не мог ответить, поэтому замер в ожидании. Повисла пауза.
Вдруг сильный удар по лицу, и способность видеть и слышать потихоньку начала покидать юношу. Его тело обмякло, после чего, как показалось Гансу, его подхватили ещё и за ноги и куда-то поволокли.
Юноша очнулся от холода. Открыв глаза, он резко вдохнул, глядя на то, как капли ледяной воды скатывались по его волосам и падали на землю.
– Герр Браунберг, – раздалось над головой юноши, – а ты кто такой будешь?
Ганс медленно поднял голову. Его по-прежнему держали за руки двое мужчин, а третий – Браунберг – стоял перед ним, слегка наклонившись. Всмотревшись в его тучную фигуру внимательнее, Ганс заметил, что герра не было среди преследователей в лесу. Ганс снова опустил голову и заметил, что с его носа капает вниз кровь.
– Отвечай, – сказал Браунберг, – если ты вор, то должен быть наказан, а если нет…
Ганс молчал, и незнакомцы даже не догадывались, что он не отвечает не потому, что не хочет, а потому, что не может.
– Отпустите его, – скомандовал Браунгберг.
Пальцы на запястьях юноши разжались, и он бессильно повалился на землю. Едва приподнявшись на локте, Ганс принялся выцарапывать буквы на притоптанной земле. Браунберг и его люди с удивлением следили за движениями юноши.
«Я не могу говорить. Велите принести мне бумагу и карандаш, тогда я смогу вам ответить», – выцарапал юноша и поднял взгляд на мужчин.
– Принесите бумагу и карандаш, – кивнул Браунберг.
Ганс расправил локоть и опустил голову на руку, не в силах приподняться. Он тяжело дышал, пытаясь совладать с болью в ноге.
Через пару минут принесли пишущие принадлежности.
– Кто ты такой? Отвечай – теперь ты можешь написать, – сказал Браунберг.
Ганс, нащупав карандаш, не глядя на бумагу, ответил: «Я сын прежних хозяев этой земли». Вновь воцарилась тишина. Только два человека на этой планете знали, каким путем досталась земля герру Браунбергу.
Зайдя однажды в небольшую питейную, чтобы скоротать остаток вечера, Хорст Браунберг увидел такую сцену: полубезумный мужчина средних
Нескольких кружек пива хватило, чтобы развязать язык старому мсье Сотрэлю. Обрадовавшись тому, что незнакомец платит за выпивку, старый француз рассказал, что он является владельцем обширных земель, и что после смерти жены, оставшись со «щенком-сыном» на руках, он совсем не может заниматься земельными делами. Учтивый Хорст Браунберг предложил взять заботы о земельных проблемах, сборе и продаже урожаев на себя. Обрадованный Сотрэль тут же согласился. Отпраздновав это дело хорошим ирландским виски, мужчины разошлись до утра. На следующий день мсье Сотрэль подписал бумагу о «безвозмездной передаче имущества во владение герра Хорста Браунберга». После этого, разумеется, пьянчуга оказался без гроша денег на улице, а герр Браунберг стал крупным землевладельцем.
Сколько раз Сотрэль ни приходил к дому, ни стучал во все двери, его каждый раз с позором выгоняли. В конце концов, бросив это дело, он отступился, погрузившись в очередной приступ беспробудного пьянства.
Теперь, подумав, что Ганс пришел, чтобы предъявить претензию на владение домом и землей, Браунберг не на шутку испугался, ведь тот факт, что удалось легко отделаться от отца, не значил, что так же легко можно отделаться от сына.
– Послушай, сынок, – мягко начал Браунберг, – твой отец получил за эту землю большие деньги. Я в долгу не остался. По доброте души своей я дам тебе немного на дорогу до города, ну и на первое время…
С этими словами Хорст пошарился в карманах и нашел смятую купюру. Сделав жест двум мужчинам, которые раньше держали Ганса, поднять его, Хорст сунул бумажку Гансу в руку.
– А теперь ступай, – сказал он, указывая юноше на тропинку, ведущую от крыльца дома к выходу, а потом прибавил шепотом, – на все четыре стороны.
Тут же юношу подхватили подмышки и поволокли по тропинке прочь от дома. Ганс еле передвигал ногами, голова его беспомощно болталась на ослабшей шее. Юношу бесцеремонно выставили на улицу и захлопнули за ним входную калитку. Только оказавшись в темноте, Ганс, наконец, опомнился.
Подняв голову, юноша оглядел высокий забор. Отчаяние охватило его сердце. Все напрасно.
Напрасны были те лишения, которые он пережил по пути сюда; напрасна была отчаянная попытка пробраться за забор; напрасны были прожитые в этом мире годы.
В порыве внезапной злобы Ганс сильно ударил кулаком в закрытую калитку и швырнул на землю смятую денежную купюру. Пот и кровь застилали глаза. Неверными шагами Ганс двинулся к реке, придерживаясь за крепкие доски забора. Свернув в лес, он переваливался от дерева к дереву, стараясь удержаться на ногах. Отдавшись воле чувств, юноша добрался-таки до места, где оставил свои вещи. Упав на землю рядом с рюкзаком и скрипкой, Ганс принялся судорожно царапать камни, сгребать листву, вырывать засохшую траву. Юношу душила злоба и ненависть. Ненависть к людям, которые разрушили его последнюю надежду на счастье. Тело юноши била крупная дрожь.