Скрут
Шрифт:
Когда Лиль водворена была в свадебный экипаж, когда мать ее, сдерживая рыдания, вышла стоять на дорогу, когда затворились за провожающими тяжелые створки ворот — вот тогда девочка, стиснув губы, поднялась к себе и в одежде улеглась на кровать.
Небо необычайно милостиво к ней. Ее мужем станет не чужой дядька из далекого края, а родной, любимый, самый лучший на свете Аальмар.
Город Ремет показался Игару чрезвычайно пестрым — облезлые стены кособоких домишек соседствовали здесь с мраморными дворцами, на парадных
И их было непривычно много. Или Игару мерещится?..
Огромная бочка посреди площади была сплошь оклеена желтыми бумажными листками — «Разыскивается для предания справедливому наказанию»… Игар, не то от усталости, не то от отчаяния, а, возможно, и в насмешку над судьбой, пристроился отдохнуть неподалеку — на каменном бортике общественного источника.
Некий умелец обустроил родничок с выдумкой и искусством: вода бежала из пасти странного рогатого зверя, похожего одновременно на змею и собаку. Даже круглый бортик покрыт был глиняной чешуей — Игар бездумно смотрел, как наполняются из источника ведра и кувшины, и слушал болтовню двух ухоженных мальчишек — разбирая по слогам грозные надписи и разглядывая жирные цифры, оба страстно мечтали разбогатеть.
— За эту бабу, слышь, пятьдесят золотых дают… Я бы коня купил. Настоящего, не то что эти клячи…
— А вот, гляди, сорок пять золотых, тоже неплохо… «Приметы особые… правой руки нет вовсе, а на левой — четыре пальца…»
Оба невольно оглянулись, алчно высматривая в будничной толпе однорукого злодея, годного для продажи властям; Игар неспешно зачерпнул ладонью холодную до ломоты, чистую, какую-то даже сладкую воду.
— Не найти, — с тоской сказал первый из мальчишек, кудрявый и веснушчатый, маменькин, по-видимому, любимец. — Бумажек много, денег полно… а не сыскать.
Он вздохнул, ожесточенно скребя в затылке; приятель его, белоголовый и тощий, упрямо выпятил губу:
— А если каждый день… Если после уроков… или вместо… ходить и смотреть… Неужто не выследить?..
Кудрявый задумчиво сунул палец в ноздрю:
— Эдак все бы уже… разбогатели, значит… коли так просто было бы…
Игар почувствовал, что устал. Что болят натруженные ноги; что весь мир, окруживший его светом и гомоном теплого осеннего дня, устроен не так, как надо. Неправильно устроен мир, и обидно, что Игар никак не может понять — а в чем именно состоит эта неправильность?..
Он вытер ладонь о штаны, поднялся и встал за спинами мальчишек; оба удивленно оглянулись. Тот листок, что интересовал Игара, помещался слишком высоко для детского роста — поэтому жаждущие денег и не обратили на него внимания.
Игар назидательно ткнул пальцем:
— Ты это вот почитай! Почитай, интересно… Знаешь, сколько за некоторых дают?
Кудрявый
— Гляди! Нет, ты погляди!!
Некоторое время кудрявый сосредоточенно шевелил губами. Потом всей пятерней взял себя за подбородок:
— Двести семьдесят!..
Оба тут же забыли об Игаре; кудрявый удрученно качал головой, и вся его маленькая фигура выражала крайнее горе: казалось, что обещанные деньги именно сейчас медленно уплывают прямо у него из-под носа.
— Двести семьдесят… — с суеверным страхом повторил тощий. — Это ж какая куча… Это ж домишко можно купить…
Кудрявый судорожно сглотнул:
— «Разы-скивается для предания спра-ведливому наказанию беглый послушник Игар, прозвища не имеющий»… Восемнадцать лет, гляди-ка, как мой братан…
Он читал и вычитывал, и повторял про себя скудные Игаровы приметы, а Игар, стоя у него за спиной, все пытался что-нибудь почувствовать. Прежний страх, например, или хотя бы гордость за то, что из сотни разыскиваемых бандитов и убийц ни один не тянет на столь внушительную сумму, ни один…
Кудрявый охрип от волнения:
— «…Приметы особые: таковых не оказалось. За оного назначена награда… А если кто укажет, где оного искать, то половина награды…»
— Разве это приметы?! — горестно воскликнул тощий, оборачиваясь к Игару. — Ни клейма на морде, ни пальца там лишнего или хоть шрама… А хренушки его поймаешь!
— Хренушки, — устало подтвердил Игар. — Ежели клейма на морде нет — так и не поймать никак. Мало ли их, таких парней…
Кудрявый покосился на него без приязни. Перечитал бумагу, безнадежно махнул рукой, почесал в затылке; снова обернулся к Игару, но с каким-то новым выражением в смятенных карих глазах.
Игар ждал. Ему вдруг стало любопытно.
Каштановые ресницы часто захлопали; пухлые белые щеки понемногу принялись розоветь, а уши, прикрываемые жесткими локонами, загорелись, как рубины. Парень поспешно, суетливо отвел глаза; некоторое время нарочито равнодушно смотрел в сторону, потом взглянул на Игара снова мгновенно, как бы невзначай. Игар равнодушно изучал оклеенную грамотами бочку; кудрявый сильно двинул локтем своего удивленного спутника, потом схватил его за локоть и, внезапно одолеваемый жаждой, поволок дружка к источнику.
Игар смотрел, как они шепчутся на каменной кладке. Кудрявый что-то доказывал — тощий колотил себя пальцем по лбу, до Игара долетало раздраженное:
— Да у тебя солома в башке! Стал бы он спокойненько дожидаться, пока его схватят! Стал бы он сам в грамоту пальцем тыкать! Стал бы он, как же…
Кудрявый шипел и озирался; Игар наблюдал за муравьем, неспешно пересекающим сообщение о беглом каторжнике.
— Да все же сходится! — возмущенно пискнул кудрявый, который не в силах был больше шептаться. — Все сходится, погляди, дурында! И знак же на шее, такие послушники носят, видал?..