Скрытая сторона вещей
Шрифт:
Его термины, пока не привыкнешь к ним, несколько запутывают, поскольку вполне очевидно, что он называет «духовным» то тело, которое мы называем астральным, а его «астральное тело» — не более чем эфирный двойник, как можно видеть из того, что он описывает его как несколько большее, чем физическое, и подверженное влиянию сильных кислот. Эти замечания верны применительно к эфирному телу, но будут неточны, если относить их к тому телу, которое сейчас называется астральным. [42] У него была также сбивающая с толку привычка говорить о неприятных астральных условиях как о лежащих ниже земного плана, а о приятных — как о лежащих выше него, хотя он описывает и те, и другие, как менее материальные в сравнении с нашей землёй. Вероятно, он
42
В ранней теософической литературе эфирный двойник тоже часто называли астральным телом. — Прим. пер.
Очень часто он описывает что-либо таким языком, который сразу убеждает исследователя, что он несомненно видел то, о чём пишет; и тут же он разочаровывает нас, давая этому запутанное и совершенно ненаучное объяснение, или трактуя поэтические символы так, как если бы это были материальные факты. Раз или два он показывает, что его представления находятся под влиянием теории о парных душах — направления мысли, которого следует тщательно избегать всем, кто желает насколько-нибудь действительно продвинуться в изучении оккультизма.
Он заблуждается, когда говорит о медиумизме как о вещи, необходимой для духовной эволюции, хотя, пожалуй, это снова вопрос терминологии, так как он мог использовать это слово в смысле психический чувствительности. Однако, и это очевидно, он совершенно неправ, когда утверждает, что для человека, ещё имеющего физическое тело, совершенно невозможно понять и контролировать астральные силы и существ, или обладать совершенным духовным зрением. Однако, это несомненно значит, или должно значить, что человек, который ещё ограничен своим физическим телом, не может обладать этими высшими способностями, ибо он ещё не осознал, что человек и при жизни может научиться покидать своё физическое тело в такой же полной мере, как при смерти, но при этом возвращаться в него, когда пожелает. Также он демонстрирует невежество относительно восточного учения, клеймя его как эгоистичное, и высказывая мнение, что оно «оставляет без удовлетворения голод многих, жаждущих света». В целом, однако, его учение похвально свободно от сектантства.
Так что, хотя изучающий оккультизм оказывается вынужден признать своё расхождение с Ахринзиманом по некоторым вопросам, я спешу добавить, что есть много вещей, по которым все мы должны с ним самым полным образом согласиться. Взяв навскидку несколько ценных мыслей, которые у него можно найти, можно упомянуть осуждение им войн и завоеваний, и его мысли об истории религий, которые замечательны. Все мы можем согласиться с ним, когда он пишет:
«Я считаю, что истину и заблуждение, добро и зло можно найти повсюду, во всех религиях и у всех народов; и как бы ни были чисты изначальные доктрины той или иной веры, оказывается невозможно избежать того, чтобы честолюбие и вожделение, жадность и жестокость неразвитой человеческой души не извратили чистоты этих учений, не обратили их на самые низменные цели, и не скрыли их самыми грубыми заблуждениями… Абсурдные обряды, ужасные жертвоприношения, отвратительные практики, гротескные верования и фантастические теории, которые вкрались в учение этой религии, все являются наростами, один за другим наросшими на простую чистоту учения её основателя.»
Пожалуй, его выражения — не самые лучшие, но тем не менее, в его мысли, что всё злое есть извращение некоего хорошего качества, в которое оно однажды будет трансмутировано, много истины. Многие из его идей, касающихся духовного развития, также можно весьма одобрить. Вряд ли можно лучше сказать об опасностях медиумизма и гипнотизма, чем в его серьёзном предостережении:
«Пусть никто никогда не отдаёт полную власть над собой, своим умом и своим телом в руки другого, будь он священник или мирянин. Ибо человеческая свобода — его божественное право, и тот, кто уступает её другому, презреннее самого последнего раба».
И снова в одном из примечаний он объясняет:
«Совершенный транс должен быть сознательным полётом души в высшее состояние, из которого она должна вернуться отдохнувшей, набравшейся сил и способной на более широкие мысли и более благородные и свободные дела, сильнее и совершеннее владея собой. Применять слово «транс» к проявлениям полусознательных ментальных аберраций людей, чья чувствительность делает их доступными месмерическому контролю со стороны воплощённых или развоплощённых умов — значит распространять ошибочное представление, которое должно было уже давно быть опровергнуто. С распространением развития медиумизма всякую и каждую разновидность и степень проявления подсознательного стали называть «трансом», хотя с настоящим трансом развитого мистика старых оккультных школ они имеют не больше сходства, чем наркотический сон — со здоровым сном, при котором происходит восстановление сил. Гипнотический транс столь же вреден для души, как постоянное употребление наркотиков — для тела. Во плоти находится магнетизёр или нет, результаты буду те же самые; так что вошедшее в привычку использование магнетизма, чтобы вызвать сон или «транс», есть зло.»
Он точно описывает, как умершие низшего сорта толпами собираются на сеансах, и как так называемые духи-руководители вовсе не всегда оказываются достаточно сильны, чтобы не подпускать вредные влияния. Также он даёт ясное предупреждение насчёт того, как легко идеи земных исследователей смешиваются с откровениями, полученными через магнетизированного медиума. В результате при таком методе исследований человек обычно получает ту информацию или те советы, которых он желает или ожидает. Он понимает, что аскетизм как таковой — бесполезен, а часто и вреден, и что для того, чтобы видения были надёжными, физическое тело должно быть совершенно здоровым и полным сил. Он сознаёт также и некоторые трудности пути:
«Немногим, очень немногим из обладающих нужной ясностью видения удаётся научиться успешно пользоваться ею; и ещё меньше тех, чья неукротимая воля и неутолимая жажда знаний проведёт их через все опасности, испытания и разочарования, а также нескончаемые труды, которых требуют эти исследования.»
На его стороне — вся история, когда он говорит нам, что тем, кто развивают высшие степени сил, хорошо бы полностью удалиться от активной жизни в физическом мире, а странная компания его персонажей постепенно приходит к пониманию того, что лишь путём бескорыстия может быть достигнут настоящий прогресс.
Снова и снова перед глазами изучающего возникают крупицы знания, показывая, что у Ахринзимана был верный взгляд на вещи, хотя его выражение идей может быть и путаным из-за недостатка более определённой классификации фактов. Он понимает, как делаются талисманы и снадобья, и видит, как один мстительный поступок или даже мысль о мести открывает дверь злым влияниям, которые могут преследовать допустившего это действие многие годы; он описывает, как присутствие мёртвых заставляет живых думать о них, даже если они недостаточно развиты, чтобы их видеть.
Говоря об астральной жизни, он даёт прекрасное описание злой царицы, после смерти окружённой злыми мыслями и воспоминаниями, которые переживаются ею, как действительные события; а в его рассказе о рабе, который проводит всё своё время, ползая туда и сюда по тайному ходу, копая который, он был убит, сквозит мрачный реализм. Он рассказывает нам об умерших, у которых осталось смешанное впечатление, будто они ещё в земных телах, и о других, которые осознав своё отделение от тел, пытаются использовать земные тела живых людей для удовлетворения своих страстей. Он понимает, как люди, стоя бок о бок с точки зрения пространственной, тем не менее могут совершенно не сознавать присутствия друг друга; он знает величественную истину, что никакое зло не может быть вечным, и как бы далеко от Пути ни блуждала ошибающаяся душа, через долгое-долгое время она наконец найдёт дорогу домой.