Скрытое Пространство Темного Лордона
Шрифт:
— Чего он так? — я чувствовала себя просто мега неловко, не любила быть эпицентром ссор.
— Пошли, — почти нормальным тоном позвала меня толстушка, — я буду мыть, а ты вытирай.
Лали ловко, будто из воздуха вытащила другое полотенце и передала его мне. Я была только рада помочь, а заодно и выслушать интересный рассказ, почему то в том, что Лали его поведает, сомнений не было.
— Уже год как прошел, после всего. Но Расти до сих пор не может забыть. Вот и злится от бессилия, — руки Лали споро брали тарелки из мыльной пены и перекладывали их
Я невольно улыбнулась — как и всякой девушке, мне было приятно получать комплименты. А уж из уст таких барышень и подавно.
— Так вот. Увидел однажды в городе Стивник Пэнни — так ее звали, — и тем же вечером за девушкой приехала стража.
— Зачем? — искренне удивилась я. — У вас красота — это преступление?
— Хуже! Во дворец забрали ее, конечно, — вздохнула Лали. — Уж как она плакала, как умоляла оставить дома и никуда не тащить! Но, приказы Стивника не обсуждаются. Никогда. В общем, потом нам все рассказали знакомые местных слуг, тех, кто убирал покои принца после той страшной ночи.
Я вытаращилась на Лали, приоткрыв от ужаса рот. Что значит, убирали покои после ночи… что он там с ней сделал?!
— Да. Растерзал он ее, бедняжку. Говорят, принцу пришлось несколько дней пожить в другой спальне, пока не побелили заново кровавые потеки на стенах и не повесили новый гобелен. А уж кто выносил останки, и вовсе утверждают, у бедняжки ни одного живого места на теле не оказалось…
— Он что, оборотень? — не веря, что спрашиваю это на полном серьезе, проговорила я.
— Хуже! — понизила голос Лали и опасливо покосилась на окно. — Поговаривают, что он и есть сам Лордон!
Да что же у них тут все хуже и хуже… куда я вообще попала? Еще и этот Стивник психованный… скорее всего он и есть тот Лордон или его близкий родственник… хотя, как я поняла из всего услышанного ранее, Лордон тут на вроде местного бабайки или черта. В общем, что-то несерьезное, чего темные люди от невежества пугаются неимоверно. Стивник, на мой взгляд, со своими реальными заскоками и любовью к кровожадности выглядел куда страшнее и опаснее, нежели мифический фольклорный персонаж.
— Пошли-ка в курятник, — кивнула на дверь Лали, — чего языками просто так чесать, за работой и поболтаем.
Продвигаясь за широкой спиной Лали сквозь узкий, заставленный разным хламом, дворик, покрытый тут и там чахлой слегка зеленой травкой, я увидела очертания покосившегося сарая, хлева и курятника.
— У вас какое время года? — поинтересовалась я, зябко поводя плечами.
— Лето, — пробасила хозяйка и толкнула дверь в грязное помещение, дурно пахнущее пометом, кислым сеном, дрожжами и комбикормом.
— Ну и лето… — у меня едва попадал зуб на зуб, — тепло бывает когда-нибудь?
— Дык сейчас тепло! Зимой — вон, вообще стужа — десять телогреек надень и прозябшей останешься!
Лали быстро зажгла небольшой факел на стене, и смердящее нутро озарилось скудным огнем. Я разглядела длинный насест и спящих на нем
— Ты что умеешь лучше? Курицу резать или перья щипать? — буднично поинтересовалась Лали.
Мой желудок откровенно свело. Мне раньше и в голову не приходило, каким образом добываются грудки или голени птицы, аккуратно расфасованные в лотки и продающиеся на полках супермаркетов. Нет, теоретически я, конечно, знала, что вкусное диетическое белое мясо не растет на дереве, но пыталась не особо вникать в подробности изготовления.
— Чего молчишь? — хмыкнула Лали.
— Ни то, ни другое, — осторожно проговорила я, очень надеясь, что гренадерша не заставит меня делать ни первое, ни второе… что угодно, но только не это!
— Эх вы, Лордоновы вторженцы, — вздохнула хозяйка. — Ягодами да овощами что-ли питаетесь? Ладно. Сама прирежу! А ты ощиплешь!
Она придирчиво оглядела ряд мирно спящих курочек. Выбрала самую упитанную, и ловко подхватила ту с насеста.
— Э-э, Лали, может не надо? — было неимоверно жаль птичку.
— Как это не надо? Зря я ее, что ли, кормила? Сейчас потушу мясо, завтра на рынке продам, а из косточек опять суп сварю. — А ты думала, как мы тут живем? Только своим хозяйством и спасаемся.
Лали, придерживая добычу одной рукой, сняла топорик со стены, вручила мне факел, и, прикрыв курятник, мы вышли во двор. Курица проснулась и возмущенно захлопала крыльями.
— Подсвети мне тут, — деловито приказала хозяйка, присев на травке.
Держа факел на вытянутой руке, я отвернулась и крепко зажмурилась для большей надежности. Даже свободной рукой ухо прикрыла, — боялась услышать несчастную птичку. Что-то глухо тюкнулось о землю. Мою шею обрызгало чем-то влажным и горячим.
— Вот и все, — буднично сообщила Лали. — Сейчас кровушка сольется, и можно ощипывать.
Я все еще боялась открыть глаза и наткнуться на обезглавленную тушку.
— Эх, как ты ее забрызгала. — раздался сзади голос Расти. — Вовремя я баньку затопил. Милая девушка, в пылу спора даже не спросил твоего имени. А ты, Лали, поинтересовалась?
— Надо мне, сто лет имена всех твоих баб запоминать, — опять превратилась в ревнивую фурию Лали.
— Оливия. — приоткрыла я один глаз и уставилась на Расти, боясь смотреть на землю.
Расти снова улыбнулся мне и забрал факел. Лали зло глянула в мою сторону и прошипела сквозь зубы:
— Баньку он ей растопил. Оливии своей. Мне, понимаете, не растапливает!
— И тебе, Солнышко, всегда растапливаю, — мирно проговорил парень.
— Ага. Как же! Пусть сначала перо снимет, а потом моется! — приказала ревнивица.
Наша троица перекочевала в дом. Лали положила тушку в таз, Расти залил ее ведром разогретого на огне кипятка. По комнате поплыл отвратительный смрад мокрых перьев. Боже, какая гадость!