Скрытый террор

Ленггут Джон

Во Вьетнаме «зеленые береты» часто называли войну скучнейшим занятием, скрашиваемым лишь скоротечными минутами открытого террора. Такая характеристика еще больше подходила к той тайной войне, в которую вступил Митрионе. Даже когда в Бразилии началась настоящая стрельба, повседневная жизнь Митрионе оставалась сравнительно спокойной: инспекционные поездки на периферийные полицейские участки, инструктаж, составление заявок на оружие и боеприпасы, всякого рода публичные выступления и рутинная канцелярская работа. К себе в контору он уезжал утром и домой возвращался, как правило, еще до наступления темноты. Вечера он обычно приводил в кругу семьи. Угрызениями совести не мучился, и самые

трудные решения морального порядка ему приходилось принимать (если говорить об общественных местах) на бейсбольных матчах местных команд, которые ему приходилось судить. Там ему иногда нужно было решать, удалять или нет своего старшего сына с поля.

Такие, как он, полицейские советники были «простыми солдатами» в Латинской Америке, сотрудники ЦРУ — «младшими офицерами», а послы, военные атташе и начальники «станций» [3] ЦРУ, входившие в руководство любого американского посольства, — «старшими командирами». Пока Митрионе не возглавил собственный отдел в Уругвае, сотрудники ЦРУ и послы с ним мало считались или полностью его игнорировали. Именно эти люди, которым не нужно было знать даже имени Митрионе, разрабатывали стратегию и определяли политику, которая позже стоила ему жизни.

3

Отдел ЦРУ при посольствах США в различных странах, который координирует всю агентурную работу в стране пребывания. — Прим. перев.

Если бы в свое время Митрионе остался в Индиане, сегодня ему было бы еще далеко до пенсии, а его воспоминания о молодости интересовали бы разве только его любящих детей. Его воспитание и выработка черт, типичных для представителей того поколения, приобрели значимосгь лишь тогда, когда он предпринял необычный шаг и отправился за границу. Случилось так, что период службы в Бразилии и Уругвае совпал у Митрионе с критической для обеих стран полосой развития. Его скромная биография совершенно непредвиденно для всех вплелась в канву политической истории Латинской Америки. И все же во многих важнейших разделах этой истории имя Митрионе не заслуживает большего, чем маленькой сноски, набранной петитом.

Смерть Дэна Митрионе стала своего рода символом. Во всем мире его стали считать олицетворением политики США в Латинской Америке, хотя сам он не имел ни малейшего отношения к ее разработке. Вот почему для того, чтобы осмыслить значение его жизни, понять истинные причины его убийства, мы должны отойти от описания его повседневной жизни и рассмотреть, кто и каким образом довел его до «последней черты».

Не так уж часто житель Среднего Запада, которому вот-вот стукнет 40 и который никогда до этого за границу не ездил, неожиданно бросает работу, пакует чемоданы, забирает жену и детей и отправляется на другой континент. Именно поэтому жители Ричмонда долго еще судачили о неожиданном отъезде Дэна Митрионе. Кое-кто считал, что, прослужив четыре года начальником полиции, он просто не знал, куда бы еще приложить свои силы. Они полагали, что тяга к службе у Дэна настолько сильна, что удовлетворить ее в таком маленьком городе уже невозможно.

Ханка, однако, понимала, что все объяснялось сугубо практическими соображениями: Дэн просто хотел побольше зарабатывать. Он уже обращался к городским властям с просьбой повысить жалованье, но получил отказ и понял, что надо искать что-то другое. Несмотря на пост шефа полиции, он еще вынужден был подрабатывать, занимаясь, например, окраской стен служебных помещений.

Делал он это по ночам, оставляя машину в соседнем квартале, чтобы кто-нибудь не увидел, как он компрометирует должность шефа полиции.

Во время учебы в школе ФБР он познакомился с людьми, которые сообщили ему, что через программу иностранной помощи государственный департамент начал вербовать советников для обучения полицейских в других странах. Не говоря никому ни слова (а вдруг откажут?), Дэн подал прошение.

Программу возглавлял Байрон Энгл, бывший начальник отдела кадров полицейского управления в Канзас-Сити (штаг Миссури). Оклады сотрудников этого федерального учреждения он старался сохранять на уровне, примерно на 10 процентов превышавшем ставки полицейских в отдельных штатах. Но для тех, кто поступал к нему на службу из таких штатов, как Миссисипи или Индиана, эта 10-процентная надбавка была пустым звуком, поскольку там жалованье полицейского было намного ниже, чем в среднем но стране.

Поступив на службу к Энглу. Дэн все же стал получать больше, чем просил у муниципальных властей. К тому же он получил квартирные и другие надбавки и рассчитывал теперь на лучшую пенсию по завершении трудовой деятельности. По крайней мере, человек с семью детьми (а гарантии, что их число не увеличится, не было) получил наконец возможность приносить домой зарплату, на которую можно было жить. Не менее важным было и то, что теперь его профессиональные качества могли получить признание со стороны федерального правительства, а может, и со стороны правительств других стран.

В мае 1960 года, через месяц после того, как Джон Кеннеди посетил Ричмонд в ходе своей предвыборной кампании, Управление международного сотрудничества вызвало Дэна в Вашингтон и сообщило, что он принят на новую службу.

Вернувшись в Ричмонд, Дэн отправился к мэру Каттеру, чтобы договориться об отпуске. А отпуск предполагался довольно длительным: два года и четыре месяца — таков был предложенный ему срок пребывания на новом посту. В такой большой отпуск до него не уходил никто. Законно ли это?

Прокурор города Энди Чечере, получив соответствующие запрос, ответил, что уходить в столь длительный отпуск и сохранять за собой должность начальника полиции Дэн не может. Даже при самом выгодном для него толковании законов штата Индиана получалось, что, если Дэн пожелает когда-нибудь вновь стать шефом полиции, ему придется прослужить сначала простым постовым в течение целых пяти лет. Положение оказалось безвыходным. Однако поддержанный Энди и другими друзьями из муниципалитета, Дэн, хотя и со страхом, все же распрощался с постом, который достался ему столь неожиданно.

Программа обучения предусматривала посещение занятий в течение пяти недель в Вашингтоне, а затем изучение португальского языка в течение еще трех месяцев в Рио-де-Жанейро. Только после этого Дэн мог приступить к своим обязанностям в Белу-Оризонти, индустриальном городе к северо-западу от Рио. Руководители программы отдавали себе отчет в недостатках любого ускоренного курса, особенно если речь идет об изучении португальского языка. (На нем вообще лучше петь, чем говорить; если же произношение поставлено плохо, то он может звучать одновременно и слащаво и резко, как язык, на котором говорит подвыпивший немец.) Поэтому, как и большинству других советников Управления общественной безопасности, Дэну, по-видимому, придется в значительной мере полагаться на переводчика. И все же (это отнюдь не было хвастовством) Дэн написал потом своим друзьям в Ричмонде, что общение дома только на итальянском языке в конце концов здорово ему помогло и он с удивительной легкостью закончил курсы португальского языка.