Скрюченный домишко
Шрифт:
– Ну, а теперь, Жозефина, поговорим откровенно. Итак, что тебе известно?
– Масса всего.
– В этом я не сомневаюсь. У тебя голова, наверное, так забита, что туда уже больше не вмещается никаких сведений – ни нужных, ни ненужных. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, не так ли?
– Конечно, знаю. Я же не глупая.
Я так и не понял, предназначалась ли эта шпилька мне или полиции, но я, не обратив на нее внимания, продолжал:
– Ты знаешь, кто положил яд в твое какао?
Жозефина кивнула.
– Ты знаешь, кто отравил
Снова кивок.
– А кто прошиб тебе голову?
Она снова кивнула.
– Тогда вспомни то, что ты знаешь, и расскажи все мне прямо сейчас.
– Не расскажу.
– Ты должна это сделать. Все добытые тобой или подслушанные сведения необходимо сообщить полиции.
– Я ничего не расскажу полиции. Они глупые. Они думают, что это Бренда… или Лоуренс. А я не такая глупая. Я-то знаю прекрасно, что это вовсе не они. У меня давно появилась мысль, кто это мог быть, и я произвела проверку – и теперь я знаю, что была права, – заключила она с радостным удовлетворением.
Я призвал на помощь все свое терпение и начал новую атаку.
– Я не могу не признать, Жозефина, что ты необыкновенно умна, – сказал я.
Она была явно польщена.
– Но скажи сама, какой толк от твоего ума, если тебя не будет в живых и ты не сможешь порадоваться тому, что ты такая умная? Дурочка, разве тебе не понятно, что, пока ты так по-детски все скрываешь, ты находишься в непрерывной опасности?
Жозефина с довольным видом кивнула:
– Конечно, понимаю.
– Ты уже два раза чудом избежала смерти. При первом покушении ты едва не лишилась жизни, а второе стоило жизни другому человеку. И если ты будешь с важным видом расхаживать по дому и объявлять во всеуслышание о том, что тебе известен убийца, будут новые попытки – и погибнешь либо ты, либо кто-то другой. Разве ты этого не понимаешь?
– В некоторых детективах иногда убивают всех подряд, одного за другим, – сказала Жозефина с явным удовольствием. – А в конце преступника ловят только потому, что он или она единственно и остался в живых.
– Но это не детектив. Это «Три фронтона», Суинли Дин, а ты – маленькая глупая девочка, начитавшаяся больше чем нужно всякой ерунды. Я заставлю тебя сказать мне, что ты знаешь, даже если мне придется душу из тебя вытрясти.
– Я всегда могу что-нибудь наврать, – возразила Жозефина.
– Можешь, но не станешь. Собственно, чего ты ждешь?
– Вы не понимаете, – сказала Жозефина. – Может, я вообще никогда не скажу. А может, я люблю этого человека?
Она сделала паузу, как мне показалось, чтобы полюбоваться произведенным эффектом.
– А если я и скажу когда-нибудь, – продолжала она, – то уж сделаю это как надо. Рассажу всех в круг, разберу все с начала до конца, приведу улики, а потом неожиданно скажу: «Это вы!» – Она театральным жестом выбросила вперед указующий перст как раз в ту минуту, когда вошла Эдит де Хевиленд.
– Брось огрызок яблока в мусорную корзину, Жозефина, – сказала она строго. – Где
Встретившись со мной взглядом, она многозначительно добавила:
– Ей полезно отсюда уехать на часок-другой… – Заметив, что Жозефина готова взбунтоваться, она сказала: – Мы поедем в Лонгбридж и будем есть мороженое, крем-брюле.
Глаза Жозефины радостно заблестели.
– Две порции, – сказала она.
– Посмотрим. А теперь пойди надень шапочку и пальто и не забудь темно-синий шарф. Сегодня холодно. Чарльз, сходите вместе с ней и подождите, пока она оденется. Не оставляйте ее одну. Мне надо написать пару записок.
Она села за письменный столик, а я эскортировал Жозефину. Если даже Эдит меня бы не предупредила, я все равно бы ходил за Жозефиной хвостом. Я был уверен, что этого ребенка за каждым поворотом подстерегает опасность.
Я только успел критически оглядеть туалет Жозефины, как в комнату вошла София. Она очень удивилась при виде меня:
– Вот уж не ожидала увидеть тебя в роли горничной, Чарльз. Я и не знала, что ты здесь.
– А я еду в Лонгбридж с тетей Эдит, – объявила с важным видом Жозефина. – Мы будем есть мороженое.
– Брр, в такую холодину?
– Крем-брюле прекрасно в любую погоду, – ответила Жозефина. – Чем на улице холоднее, тем от него теплее.
София была хмурая. Я видел, что она чем-то обеспокоена. Бледная, круги под глазами.
Мы вернулись с ней обратно в маленькую гостиную. Эдит промокнула адреса на конвертах и торопливо поднялась.
– Мы отправляемся, – сказала она. – Я велела Эвансу выкатить «Форд».
Она прошла в холл, мы следом за ней.
Мое внимание снова привлекли чемоданы с голубыми бирками. У меня они почему-то вызывали смутную тревогу.
Эдит де Хевиленд сказала:
– Какой прекрасный день, – она натянула перчатки и взглянула на небо. «Форд» уже ждал их перед домом. – Холодно, однако воздух бодрящий. Настоящий английский осенний день. А как хороши эти обнаженные деревья на фоне неба – листочки кое-где еще висят, совсем золотые.
Она помолчала, а потом повернулась и поцеловала Софию.
– Прощай, дорогая, – сказала она. – Не слишком огорчайся. Есть вещи, которые надо принять и пережить.
Затем она сказала:
– Поехали, Жозефина – И села в машину.
Жозефина примостилась на сиденье рядом с ней. Они обе помахали нам рукой, когда машина тронулась.
– Я считаю, что это правильно – увезти на время Жозефину отсюда. Но девочку надо заставить рассказать то, что она знает, София.
– Она, очевидно, ничего не знает. Просто делает вид. Любит напустить на себя важность.
– Все это на самом деле серьезней. Кстати, они выяснили, что за яд был в какао?
– Дигиталис. Тетя Эдит принимала дигиталис от сердца. У нее всегда стоит пузырек с маленькими таблеточками, обычно полный. А сейчас пузырек пустой.