Скуф. Маг на отдыхе
Шрифт:
— Приказ отменяется, — взял я со стойки рацию. — Внутрь не заходить, держать оцепление, — затем чуть подумал и добавил: — Пропустить в цирк парламентёров.
В ответ понеслись задрюченные: «Так точно!» — и всё такое прочее.
— Ну пошли выручать твою подругу, что ли? — улыбнулся я Стекловате.
— Спасибо, Василий Иванович…
— … Василий Иванович нас убьёт!
— Ква-а-а-а-а-а! — как будто бы соглашаясь со словами Смерти проквакала жирная августовская лягуха, сидя на лобовом стекле.
Да
И тут уж ничего не поделаешь.
В одно мгновение морда машины нырнула вниз и намертво увязла. Шама тут же попыталась сдать назад, но без толку — передние колёса уже вовсю месили болото, а задние торчали высоко над землёй.
— Шама, — нахмурилась Фонвизина, переварив первый шок. — У меня дверь не открывается.
— Так понятное дело!
«Бу-ульк!» — тут болото пошло пузырями, и машина стремительно двинулась ко дну.
— Назад! Все назад! — закричала Шаманка. — Выпрыгивайте через багажник!
— О-о-о-ой-ой-ой-ой, — запричитала Смерть и полезла на выход через заднее сиденье…
Не помню, когда последний раз был в цирке. Ну вот не увлекаюсь как-то; не прёт. Особенно бесят клоуны… этот их неуёмный беспричинный оптимизм да ещё привычка вытаскивать на арену людей, которые максимально не хотят, чтобы их вытаскивали. И ладно, со взрослыми. Но насколько же нужно быть лишённым эмпатии психопатом, чтобы проворачивать такое с дошколятами? Так бы и ломал эти наглые разукрашенные рожи.
А вот, кстати, и они:
— Там! — пробежали мимо нас два мужика со смазанным гримом. — Там!
— Благодарю, — кивнул им вслед.
Пускай снаружи цирк и казался шатром, внутри всё было сделано цивильно и по уму. Сперва кассы, потом зона ожидания с торговыми лотками и только потом сама арена. И вот ко входу на неё мы с Танюхой сейчас как раз и подходили.
Судя по вою и грохоту, где-то за этими дверями лютовала Ромашка.
— Слушай, а как же вы её раньше успокаивали? — спросил я у Стекловаты.
— Как правило снотворным внутримышечно, — ответила альтушка. — У меня шприц с собой, если что.
— Не надо шприцов.
— А-а-а-ааа! — тут двери резко распахнулись, и в меня буквально врезался какой-то доходяга в лосинах, цилиндре и с хлыстом в руках; должно быть, дрессировщик.
Во!
Удачно, своевременно, да и вообще ништяк!
— Дай-ка, — попросил я у дрессировщика, а тот только и рад был расстаться с хлыстом; дальше побежал налегке.
Аккуратно вырубить Ромашку, конечно, можно. Но это решит проблему лишь до следующего приступа, верно? Зверюга вернётся и будет уверена в своей правоте, а потому опять побег, опять погоня, опять вырубалово. Опять эти никому не нужные нервы.
Так что тут нужно по-другому действовать.
Оборотень ведь у нас кто? Оборотень — это почти что волк. А волк — это почти что собака.
А собаку бить — только затравливать. Такие методы не для нас. Это только для живодёров типа Чичканова подходит. А мы сейчас Ромаху воспитаем и подвергнем дрессуре. А то она ведь сейчас как оборзевший щенок, который силу хозяйской руки никогда не чувствовал.
Потому-то и барагозит, скорее всего. Границы дозволенного проверяет. И не видит их раз за разом.
— Готова? — спросил я на всякий случай у Танюхи и для пробы щёлкнул хлыстом.
— Готова, — кивнула альтушка.
— Ну пошли.
Итак…
С порога стало понятно, что зрительному залу потребуется капитальный ремонт. Все сиденья разодраны в труху, так ещё и какая-то металлоконструкция на ряды свалилась, надеюсь только, что не несущая.
По манежу раскиданы остатки качелей и клоунского смарт-кара, а прямо в центре она. Ромашка в своём зверином амплуа. Припала мордой к земле и ноздрями играет, вынюхивает что-то.
И к слову!
Хм-м-м…
А ведь хороша, чертовка. В том плане, что выглядит внушительно. Не каждая тварь, что из другого мира через трещину вылезла, может похвастаться таким же грозным видом. Когти — во! Зубы — во! Серая шерсть дыбом, ноги мускулистые, и грудная клетка вздымается, как кузнечные меха. А глаза прямо адским пламенем горят.
И это, кстати, не метафора.
Реально красным светятся.
Ярко, блин.
Что до размеров, то тут пока что затрудняюсь что-то сказать. Но вес и объём оборотня явно отличались от веса и объёма обычной Ромашки. Та хоть и высокая, но худенькая; воздушная вся такая, лёгкая. А тут масса килограмм, не соврать, на триста. И почти всё мышцами.
Тварь нас пока что не заметила, зато я заметил среди разгромленных рядов какой-то пульт. На диджейский чем-то похож, только без крутилок.
— Тань, — шепнул я. — Иди и посмотри, что это за агрегат. Если получится, выруби весь свет, кроме прожекторов, которые на арену светят.
— Есть, — Стекловата кинулась исполнять.
И даже не спросила зачем… даже обидно как-то. А размышлял я сейчас так: если оборотень больше зверюга, чем человек, то, как олень попадёт в свет фар и в кромешную темноту не сдрыснет. Тут-то я её и воспитаю.
— У-у-у-у! — провыла Ромашка, задрав морду к небу, а затем начала озираться. Не затравлено, а вот вообще наоборот… с эдаким охотничьим азартом.
Ну ладно, чо?
Мой выход.
— Ромашкина! — рявкнул я, назидательно щёлкнул хлыстом и начал спускаться по ступеням на арену. — Ромашкина, хорош дурковать! Ну-ка оборачивайся обратно!
Ага…
Хрен там плавал.
Оборотень среагировал на меня как на красную тряпку и тут же рванул в атаку. На четырёх костях Ромашкина перемахнула через край манежа и прыгнула, зубами выцеливая горло. Поймал её на руку, как те бедолаги в дутом войлочном костюме, на которых кинологи собак спецом натравливают.