Скуф. Маг на отдыхе
Шрифт:
Жабы остановились, как вкопанные.
Гипноз?
Похоже на то.
— Уу-у-ух! — вслух вырвалось у меня. — Как интересно-то, ядрёна мать!
Битва двух манипуляторов за сердца и разумы монстров! Гипногадюка против Дольче! Аномальная энергия трещины против демонического дара! Абсолютное зло против моей подопечной альтушки!
— АТАКОВА-ААА-АААТЬ! — повторила приказ Дольче.
Жабы вроде бы дёрнулись, но снова остановились.
О, да! Прямо сейчас на моих глазах разворачивалась каноничная битва двух волшебников. Ну… так, как её принято себе
Жаль даже, что я не могу оценить того изящного фехтования, которое происходит сейчас между Чертановой и её оппонентом.
Вот Дольче ссутулилась и сжала кулаки ещё крепче. А вот зрачки Гипногадюки забегали быстрее. Вот жабы дёрнулись в одну сторону, а вот — в другую.
Любо-дорого посмотреть.
И чего я только стул с собой не прихватил?
— АААА-А-А!!! — уже совсем нечленораздельно заорала Дольче и, кажется, начала выдыхаться.
Но тут другие альтушки вышли из оцепенения, прикинули, что к чему, и тоже начали действовать. Сперва они собрались вкруг, пошептались о чём-то, а потом начали претворять в жизнь безумный, на первый взгляд, план.
Первой подключилась Смерть. Она встала над трупом жабы и принялась водить руками, явно кастуя что-то мудрёное. Труп начал ускоренно разлагаться, чуть ли не бурлить, и вскоре на земле от него остались лишь кости и лужа перегноя.
После за дело взялись Стеклова и Фонвизина. Стеклова солировала, а княгиня вроде как подвывала ей на бэк-вокале.
Танюха сунула руку в задний карман шорт, нашарила искомое и бросила на удобренную Смертью почву горсть семян. Пара секунд, и вот из неё уже пробился росток. Магия явно друидская, но Фонвизина тут тоже пришлась к месту, накачивала побег жизненной энергией, так что он пёр как на дрожжах.
Не прошла и половина минуты, как на девятом опорнике выросла пальма высотой в пару метров.
— Ромашка! — крикнула Стеклова, ненадолго оторвавшись от своей магической агрономии. — Давай!
И Ромашка дала.
Навалившись всем весом, оборотнесса прижала верхушку пальмы к земле, зафиксировала ствол между задних лап, а передними крепко схватилась за торчащие из земли брёвна частокола. А пальма тем временем продолжила расти. Она всё росла, и росла, и росла, загибаясь крутой дугой.
Как только не треснула и не переломилась пополам?
А хотя понятно ведь как… Фонвизина же.
Понакачала в дерево энергии.
— У-уу-у-уу! — в какой-то момент жалобно проскулила Ромашка, мол, больше не могу.
Тогда на пальму взобралась Шестакова.
— Готова! — крикнула шаманка. — Отпускай!
Оборотнесса ослабила хватку и тут же перекатилась в сторону.
— Вжух! — пальма распрямилась, и маленькая, лёгкая Шестакова, мерцая татуировками, отправилась в полёт. Кажется, от такого охренели даже её духи — те самые, что сейчас не поспевали за хозяйкой и летели следом — ну а что уж говорить обо мне?
Удивили девки.
Приятно удивили.
Ну
Поминая срамные органы и падших женщин, Шестакова по широкой дуге пролетела над Чертановой, загипнотизированными жабами и рядами вкопанных в землю кольев. Удивительно, как только альтушки умудрились всё это рассчитать, но летела Шама аккурат в рожу Гипногадюке.
— Бах! — один удар заряженным кастетом в бровь гадины решил всё.
Гигантская змея потерялась, моргнула и сбилась.
— АААА-ААА-А! — улучив момент, Дольче навалила контроля, и всё её маленькое войско ринулось в атаку.
На лице умирающей Гипногадюки, которую заживо пожирали жабы, я отчётливо видел гримасу удивления. И всё. Ничего там больше нет: ни злости, ни обиды, ни ярости. Даже неразумная тварь из трещины не смогла в тот день не преисполниться уважением к изобретательности отряда «Альта».
Ну и да.
Просто не могу сдержаться, чтобы не сказать этого вслух:
— Сожрали жабы гадюку…
Сперва Юля Ромашкина наконец-то обуздала живущую в ней зверюгу и стала полноценным бойцом группы «Альта». Почти сразу же за этим ей на счёт капнула внушительная сумма, которую Василий Иванович обещал отдать после практики, и не верить ему не было никаких причин.
Но едем дальше!
Не прошло полных суток, как в личное дело кадета Ромашки была внесена запись о закрытии первой в её жизни аномальной трещины. Ну а теперь ещё и вот это:
«Ты где?» — сообщение с номера Вани Хельсина, щедро приправленное смайликами и сердечками. И тут же второе: «Я соскучился».
Да-да-да, девушке попёрло сразу и по всем фронтам.
Жизнь стремительно налаживалась.
Хотелось улыбаться, смеяться и петь.
О последнем, кстати, позаботился Василий Иванович. На сей раз вместо обжираловки в кафе «У Алёшина» Скуф решил поощрить девушек походом в караоке-клуб. И пускай клуб был немножечко провинциальным, зато пустым.
Точнее, на спецобслуживании после звонка руководителя боевой группы. Но никто из альтушек об этом не догадывался и считал удачным совпадением.
Кроме группы «Альта» и обслуживающего персонала, здесь сейчас не было никого.
Самое то, чтобы развернулась даже самая робкая душа.
— … когда так страстно бирюзовым взглядом смотрит офицер! — закончила Ромашка.
Она почему-то считала эту песню ужасно романтической.
Девушка поклонилась хлопкам и весёлым улюлюканьям подруг, а затем плюхнулась на полукруглый диванчик и снова пропала в телефоне.
«Я тоже соскучилась».
И смайлик.
Но не сердечко! Для сердечек пока ещё рановато!
— Кому ты там строчишь? — заинтересовалась Дольче и чуть ли не на колени подруге залезла в попытке рассмотреть, что там у неё в телефоне происходит.
— Неважно.
— Важно! Мы вообще-то обязаны всем друг с другом делиться!
— Почему обязаны?
— Потому что! — Чертанова предприняла неудачную попытку отобрать телефон, однако руки у Ромашки всё-таки были длиннее. — Ну, Юль!