Скульптор
Шрифт:
— Более чем. — Костя грустно усмехнулся. — Я хотел бы услышать, насколько реальной вы считаете постройку нового «Вестника» в ближайшие полгода. Я помню, вы говорили, что он стоил огромных денег… Но сейчас-то ситуация изменилась, с их точки зрения нас уже не существует.
— Совершенно нереальной. Года три, не меньше. Для постройки и оснащения «Вестника» в рекордные сроки страна напряглась так, что… — Юрий развёл руками. — Но я всё-таки не понимаю, к чему вы клоните.
— «Дружба». Представьте себе, что они выжили, но точно знают, что совокупных запасов еды на корабле хватит на два месяца, на год — если урезать рацион по максимуму. — Костя взлохматил волосы, решая, стоит ли рассказывать Власову о последнем распоряжении Добронравова. — Видите ли, Юрий, во время моего разговора с Землёй Вячеслав Артемьевич сказал, что аналитики построили новую модель возможной судьбы «Дружбы», учитывая похожесть наших кораблей на корабли Змеев. И получили результат, допускающий выживание челнока. Что-то вроде змейской установки, помогающей их кораблям совершать посадку. Вот только до Земли «Дружба» без нас не долетит. Мы должны вернуться, Юра, просто обязаны.
Власов моча кивнул.
— Тогда раздай, пожалуйста, задания Людмиле и Мухе. Мне нужно ещё несколько часов, чтобы наладить собственное функционирование внутри машины. Как закончу — попробую собрать побольше информации об этом месте.
— Хорошо. Должен ли я рассказать остальным, что «Дружба», скорее всего, пережила посадку на Безымянную?
—Не стоит. Если мы выберемся отсюда, то я сам расскажу. Если же нет… — Костя невесело хмыкнул. — Еды у нас, конечно, больше, чем на «Дружбе», но однажды она закончится, и тогда нам всем придётся туго. Всем будет проще уходить из жизни, не зная, что мы могли спасти «Дружбу», дрейфуй «Вестник» подальше от барьера.
— Согласен. К тому же наше возвращение вполне может оказаться бесполезным для «Дружбы».
— Почему?
Власов вздохнул: он долго думал, стоит или нет говорить Косте о ещё одной проблеме, неочевидной, но вполне реальной, сейчас, когда он ещё окончательно не оправился от потери тела. Но командир идиотом не был, и вполне мог догадаться самостоятельно.
— Время, Костя, время. Мы не сможем узнать, как нынешнее время соотносится с земным, до того, как вернёмся в нашу Вселенную. Но варианты, как ты понимаешь, могут быть самые разные. И большинство из них для «Дружбы» категорически неблагоприятны.
Юрий Валерьевич очень внимательно наблюдал за проекцией командира, но, увы, техника не передавала всех нюансов человеческой мимики. Лишь по затягивающейся паузе, да руке, отдельно от сознания треплющей прозрачную шевелюру, было понятно — Константин пребывает в глубокой задумчивости.
— Здесь мы бессильны. А, значит, мы будем помнить об этой возможности, но действовать так, словно мы совершенно точно вернёмся в наше время. Иначе нам всем проще сразу выйти в открытый космос без скафандров.
Проекция пропала, оставив Юрия наедине с модным неоконструктивистким мебельным гарнитуром в сине-серебристых тонах, прячущим в недрах кубического журнального столика панель нейроинтерсфейса, и масляной копией «Покорителей Венеры» [1]Таира Салахова. Трое первых «венерианцев», Ульянов, Романова и Назаров, куда более строгие и резкие, чем в жизни, пронзительно смотрели вдаль с небольшого квадратного полотна в простой деревянной рамке. Перед ними лежала первая ступенька корабельного трапа того времени, позади — брезжил тусклый венерианский рассвет. Власов знал, что, официальное мнение таково, что художник изобразил космонавтов перед возвращением домой. Но Юрию больше нравилось думать, что на картине запечатлён момент первого возвращения на корабль после нахождения Змея и базы, и основные открытия ещё впереди.
***
Привыкать к новому «телу» и новым возможностям было… сложно. Оказалось, что сети Аэлиты пронизывают весь корабль: личные каюты, технические отсеки, склады — ничто не могло укрыться от её всевидящего ока. Точнее, каждая из систем была сама по себе вполне автономна, но при появлении искусственного помощника переходила под его непосредственное управление.
Быть может, создание вроде Аэлиты, пусть и повторяющее человеческий мозг, но практически лишённое таких слабостей, как эмоции, чувства и воспоминания, неудобства и не чувствовало. А вот Косте первое время приходилось нелегко. Постоянный изматывающий «белый шум» из внутренней (температура и давление внутри корабля, качественный состав корабельной атмосферы, состояние приборов, начиная с чайника в кухонном отсеке и заканчивая «сжимателем») и внешней (спектрометры, телескопы различных конфигураций, датчики частиц и прочая, прочая, прочая) информации практически свёл Костю с ума уже в первые минуты существования в качестве корабельного искусственного интеллекта.
К счастью, он довольно быстро додумался оставить всю фоновую, постоянно работающую автоматику подключённой к каким-то совершенно отдалённым островкам сознания — так, чтобы своевременно узнавать о возможных проблемах, но не слышать её постоянно. Потом настал черёд систем не менее важных, но не так часто используемых. Их Костя оставил подключёнными к областям, которые назвал «средними» — шум оттуда было слышно лучше, чем шум из совсем отдалённых уголков, но хуже, чем самые важные или наиболее часто используемые.
Стало немного легче. Под конец Костя сообразил, что можно было бы задать каждой системе условия, при которых её становится «слышно», но решил заняться этим попозже. Работа обещала быть долгой и трудоёмкой, и тратить на неё время сейчас, когда корабль находился в неизвестном и, возможно, агрессивном пространстве, было глупо.
Крем сознания Костя чувствовал, как собравшиеся в рубке люди требуют от корабельных датчиков какую-то информацию, и лёгким умственным усилием отправлял её им, предварительно интерпретируя, в случае необходимости. Впрочем, эта мелка я и смешная возня интересовала его в меньшей степени: каким-то шестым чувством Константин понимал, что искать ответы на вопросы нужно не в попытках уловить хотя бы один след термоядерного синтеза или реликтового излучения.
Но в чём?
***
Сутки на «Вестнике» кипела работа. Муха, Юрий и Людмила перепроверили всё: каждый, даже самый бесполезный, датчик, каждый экран, каждое соединение, каждый кабельный путь… Всё было в норме. Списать полное безмолвие, царящее в этом странном пространстве, на поломки земного оборудования не получилось.
— Ну что, включаем «распутыватель»? Юрий, как вы оцениваете возможные риски? — На сей раз Костя не стал тратить энергию на создание проекции, оставшись для команды «голосом из машины».
— Пока что наш самый большой риск — глобальное разочарование в собственных возможностях. — Осунувшийся Власов, которому, по вполне понятным причинам, досталось больше всех работы, с трудом сдержал зевоту. — Пилите, Костя. Пилите.
Мысленно усмехнувшись, Константин волевым усилием активировал поиск запутанных гиперонов.
— Ничего. По крайней мере, в ближайших пятидесяти километрах. Есть идея включить на полную мощность вообще все наши датчики, оставить включённым «распутыватель» и медленно двигаться в какую-нибудь сторону. Быть может, что-то и изменится.