Скверная жизнь дракона. Книга третья
Шрифт:
Я устало выдохнул: на сердце словно образовалась глубокая расщелина. В неё с уханьем что-то упало, пропав навсегда. Да, скверна всё ещё воспринимала меня своей частью, но радоваться этому — безумие.
Минут пять я стоял рядом с древнем, прежде чем отправился к скверному лесу.
Как и осенью, светящийся мицелий раскинулся широким ковром, освещая стволы деревьев синим и зелёным цветом. Вот только мицелий был в тех местах, где его быть не должно: там, где я зимой добыл коконы. Скверна их восстановила. Это удивляло, но больше беспокоило отсутствие провизии в лесу. Под колючими кустами не видно розовых коробочек, рядом с землёй на скрюченных стволах
С нехорошим предчувствием я поспешил обратно в защитный периметр. Спустя двадцать минут кропотливых трудов и замёрзших рук древень вытащился из земли и побрёл на восток. Ореха не выпало.
Сотни предположений и домыслов рождались и исчезали, пока я не ухватился за одну мысль. Следовало вернуться в пещеру, пересчитать имеющиеся запасы и рассчитать их до обнуления счётчика достижения, если вдруг скверна стала жадной как последняя скряга. Благо ручей недалеко от пещеры пережил зиму: о воде можно не беспокоиться.
Все следующие дни я только и делал, что спускался с горы и целенаправленно шёл в скверный лес, по пути трогая корни древней. И каждый раз результат был неутешительным. По крайней мере за эти дни я понял, что коконы можно добывать и в тёплое время года. Достаточно лишь с силой ткнуть остриём посоха в край светящегося ковра, и мицелий незамедлительно свернётся в серебристый кокон. После этого он целых пять минут не будет разворачиваться, словно бы защищаясь от опасности, а его внешний слой станет твёрже камня. За эти пять минут можно спокойно раскопать корень и вытащить его. Но это слишком пресная еда, так что мне оставалось лишь ждать и наблюдать за скверной.
Спустя десять дней, когда счётчик в достижении опустился до семидесяти — моё ожидание вознаградилось. Нашлись первые розовые коробочки, а с древней начали падать орехи. Не с каждого, но и этого достаточно. К тому же, каждодневно набиравшее силу весеннее солнце просушило землю, и та больше не хлюпала жидкой грязью под ногами. Можно было вернуться в пещеру и подготовиться к выходу.
Вот только стоило проснуться на следующий день и открыть лог-файл, по привычке сверяя время на счётчике достижения, как система меня удивила.
Негативные состояния:
«Магическая усталость»
Часа три я сидел, вглядываясь в эти строки. Вкладка с негативными состояниями была в прошлом мире и её появление удивляло, но не сильно. Меня больше волновала сама «Магическая усталость», и явная взаимосвязь негативного состояния с запасами маны.
Мана: 830/830 + [2490/2490] (2500)
Наверно, именно про это истончение говорила мама: с каждым днём её резервы источались. Судя по всему — меня ожидает то же самое.
Решив проверить ману завтра — я продолжил готовиться к выходу. Заодно подтвердил изучение «Прыжка» и «Пинка», всё время висевших оповещением в лог-файле. «Прыжок» действовал как «Рывок», вот только подкидывал меня примерно на метр, и я больно ударился головой об потолок. А «Пинок» вообще идентичен «Удару». Оставшееся очко характеристик я решил приберечь на будущее, как и последнее свободное место в списке умений.
В назначенный день, когда счётчик достиг отметки в шестьдесят восемь дней — я спустился с горы. Едой меня обеспечит скверна, а в рюкзаке из кожи порченного кабана запасов на три дня. Воду найду, и крыша над головой всегда будет. Не зря я сделал палатку двухслойной: нижний из шерстяной ткани, верхним станет кожаный плащ.
Проверив всё ещё раз, поправив висевший на верхушке посоха тёмно-зелёный фонарь с горящим розовым шариком, и бросив грустный взгляд на пещеру — я двинулся в путь. И целых пять дней шёл строго на запад. По левую руку компанию составляли горы, холмы и редкие леса, а по правую — скверна. Идя в полукилометре от неё, я всё время всматривался в порченые места, подмечая новые порождения.
Странные цветы, похожие на зубастые ромашки и без единого листка на толстых, едва гнущихся стеблях. Кусты, из которых поднимались в небо на пять метров скрученные трубочкой красные листья, постоянно вибрируя и словно бы привлекая порождений. Их добычей становились твари, похожие на скрещенного с крысой воробья. Но и сами эти крысы, летая близко над землёй и проскакивая между стеблями ромашек, охотились на других тварей. Что-то похожее на крокодила, но только вытянутое вверх, едва спасалось от нашествий этой саранчи, размахивая вытянутым горбом, похожим на опахало и стараясь прихлопнуть им как больше надоедливой крысиной мошкары, размером с кулак.
Много новых тварей я видел за эти дни, и даже успел подметить способы их убийств. Вот только останавливаться ради них я не собирался. До моего воплощения в истинный облик оставалось шестьдесят четыре дня. Половину из них я хотел потратить на исполнение дела, которое намного важнее убийства порченых орков. Хотя и это тоже важно. Как важно то, что ночь с пятого на шестой день я провёл в километре от тропинки жизни, идущей строго на север.
Утром, проснувшись, позавтракав и закусив бодрящим яйцом — я собрал лагерь, запаковал все вещи. И оставил их лежать в километре от начала тропинки. В ближайшие часы лишний вес помешает. Всё равно потом возвращаться и идти на север по тропинке жизни: не хотелось заходить в границы скверны и подвергать риску вещи из металла.
С ближайшего предгорного холма открывался завораживающий вид. То же самое произошло и сегодня: я опёрся на посох и задумчиво уставился вперёд.
В десяти километрах впереди — скверна брала своё. Она заворачивала из скверного леса, заползала порченым саванном на равнинную местность перед горами, потом на предгорные холмы и по склону каменных исполинов тянулась вверх, к самой их вершине, где переползала на противоположную сторону и скрывалась из виду.
Как ей и полагается, скверна всё преобразила. В одним местах трава практически исчезла, в других заменилась редкими красными ворсинками, или вообще вытянулась в несколько метров. Даже каменистая земля на склонах гор с чахлым кустарником — и та словно умерла. Но тварей не было, как и не было защитного леса или чего-то ещё. Зато была нежить.
В десяти километрах впереди начиналась пустая скверная зона. Но уже в ста метрах за ней расхаживала нежить: неказистая, раздутая, похожая на шар с длинной бородой и лысой головой, покрытой бесчисленными волдырями. Ещё дальше расхаживали группы таких же неказистых тварей, идущих к горе — но через каждые сто метров они разворачивались и шли обратно, чтобы вновь повторить свой путь. Кто-то стоял, показывая то на гору, то тыкал пальцем себе в грудь, то показывал на восток. Одни твари сидели поодиночке, другие — группами. Их всех роднил невысокий роста, примерно мне по грудь; и вся нежить перемещалась по невидимой, но прямой линии.