Скверные девчонки. Книга 2
Шрифт:
Джулия вспомнила свой маленький дом на канале. Он был полон предметов, связанных с какими-то дорогими воспоминаниями, или приобретений, служащих целям удовольствия, что все вместе создавало атмосферу столь необходимой стабильности. Но у Джоша ничего этого не было. Его хижина, прилепившаяся к склону горы, была такой же, как тот коттедж в уголке Кентских лесов, обезличенное место, где можно просто переспать, а затем уйти, не оглядываясь.
— Это все, что здесь есть? — спросила она и тут же смутилась. — То есть, я не имела в виду конкретно…
Он широко улыбнулся.
— В задней части дома есть кухня и очень удобная
— Чем же ты здесь занимаешься, Джош?
— Ловлю рыбу, немного охочусь, выслеживаю дичь, пью пиво. Вот, пожалуй, и все.
Джулия тщетно пыталась представить себя в подобной самоизоляции.
— И ты не чувствуешь себя одиноким?
Он рассмеялся.
— Ты всегда любила находиться среди людей.
«Чтобы уходить от себя самой», — подумала Джулия.
— Нет, я не одинок. Мой ближайший сосед живет всего в четверти мили вверх по дороге. А в этих местах полно отдыхающих, жаждущих избавиться друг от друга и найти уединение. Если у меня возникает необходимость в обществе, я могу поехать на Медовый ручей, посидеть в баре и поболтать о бейсболе.
Медовым ручьем назывался, вероятно, тот маленький городок с грузовиками и открытыми навесами. Представляя все это и Джоша, сидящего в баре с фермерами и лесорубами, Джулия прошла через комнату. Она погрузила носок своей городской туфли в пепел, скопившийся у походной печки.
— А как выглядит твой постоянный дом? — спросила она. — В Вэйле?
— О, это вполне современная квартира. Если ты имеешь в виду, есть ли там картины на стенах и украшения на обшивке, то нет, там этого нет.
Она опять подошла к нему и прикоснулась пальцами.
— Неужели тебе никогда не хотелось осесть, пустить где-нибудь свои корни?
Джош внимательно посмотрел на нее. Она подумала, что впервые видит его лицо, не прикрытое добродушным юмором или непроизвольным желанием очаровывать. Ей пришла в голову мысль, что она никогда не знала настоящего Джоша.
— Я так долго уклонялся от всего этого, — сказал он, — что теперь вряд ли имею представление, с чего начать.
— Ты совсем один? — повторила она свой вопрос.
На этот раз он подумал, прежде чем ответить, а затем спокойно сказал:
— Не всегда. И даже не большую часть времени. — Он, помолчав, добавил: — Я обрадовался, когда ты позвонила. — Прикоснувшись указательным пальцем к кончику ее носа, он опять стал прежним, подтрунивающим Джошем. — Но я что-то плохо тебя принимаю. Моя хижина не столь примитивна, как ты думаешь. Правда, здесь нет английского чая или тостов с анчоусами…
— Не думаешь ли ты, что я провожу всю свою жизнь, сидя на холмистых лужайках, потягивая высокосортные чаи и грызя тосты?
— Здесь есть холодное пиво и кофе. Чему отдашь предпочтение?
Он уклонился от взятого ею тона, и она не стала продолжать. Для Джоша и такая доза откровенности была необычна.
— Я бы предпочла пиво.
— Давай устроимся на крыльце.
Он принес из кухни две банки охлажденного пива и усадил Джулию в кресло. Себе он притащил один из стульев с прямой спинкой и сел, задрав ноги на перила.
Солнечный свет угасал, переходя из голубого в сизо-серый, и шум водопада где-то внизу, казалось, стал громче отдаваться в неподвижной вечерней тишине.
Джулия смотрела, как сгущаются сумерки, и вздыхала от удовольствия.
— Кажется, что находишься далеко от Нью-Йорка.
Джош не сводил глаз с ее лица.
— Расскажи мне об этом. Расскажи обо всем, чем ты занимаешься. И о крошке Лили. И о Мэтти. Я видел один из ее фильмов. Девушка, с которой я был тогда, не поверила, когда я сказал, что знаком с ней.
Джулия сделала большой глоток.
— За это время произошло много всего, — сказала она. — Хотя, с другой стороны, вряд ли что-нибудь изменилось вообще.
И вот в этих сумерках, когда казалось, будто темнота выползает из-под густых ветвей деревьев, она рассказала ему о Лили и Александре, о Леди-Хилле, о Мэтти и Крис, о «Чесноке и сапфирах» и Томасе Три, а также о доме у Регентс-канала.
Джош слушал и кивал, а когда они допили пиво, он принес с кухни еще две банки.
Небо над ними утратило последний розовато-серый отсвет, и Джош зажег лампу, стоявшую на окне хижины. Свет от нее падал на старые доски у них под ногами, и большие бледные мотыльки налетели откуда-то из темноты и стали биться о стекло.
— Сколько прошло времени, — сказала под конец Джулия.
Джош встал. Он перешел к перилам за ее спиной, при этом старые доски заскрипели у него под ногами. Склонившись над ней, он поцеловал Джулию в макушку.
— А что теперь? — спросил он.
— Не знаю, — тихо ответила она, но про себя подумала: «Теперь-то я знаю». Ей хотелось уехать домой, к Лили и Александру. Мысль о них, находящихся вместе в Леди-Хилле, пронзила ее острой болью. И даже мысль о самом Александре приобрела теперь особое значение. Казалось, она вызревала в ее сознании, требуя все большего внимания, хотя из чувства суеверия она старалась не задерживаться на ней. Эта мысль засела у нее в голове еще в Нью-Йорке, и незримое присутствие Александра ощущалось все больше теперь, когда рядом с ней на перилах крыльца сидел Джош. Она мечтала приехать сюда, опять увидеть Джоша, но с особо обостренным чувством размышляла над тем, сможет ли избавиться от необходимости связывать свободные концы. Выстроить свою линию, освободить себя. Так, чтобы она смогла опять встретиться с Александром. Она не надеялась, что он скажет или сделает что-нибудь такое, что отличалось бы от его обычных поступков. Она уже достаточно хорошо знала его мягкую, сухую, истинно английскую манеру поведения. Но неожиданно поняла, что наконец-то готова поехать в Леди-Хилл, не испытывая чувства страха и застарелого ужаса.
Ей хотелось бы навестить их, увидеть вместе. Лили и Александра, счастливых, в этом старинном доме.
Но она не сумела признаться Джошу в том, что теперь уже не смогла бы сказать Александру, что ездила искать своего книжного героя.
«Все это отговорки, — внезапно подумала Джулия. — Я устала от них. Я хочу, чтобы все было просто». Она повернулась, чтобы взглянуть в лицо Джошу в желтом свете лампы.
Джош был здесь, с ней. Это был все тот же летчик, и она чувствовала силу былого влечения. Оно так долго преследовало ее словно тень, но сейчас она обладала властью, могла устранить эту тень, засунуть ее в ящик стола вместе с заплесневелыми реликвиями далекого прошлого, чтобы потом вытаскивать их оттуда и пересматривать на досуге ради удовольствия.