Сквозь огненное кольцо
Шрифт:
— Леня, надо быстрее пробираться в наш полк! — сказал Николай и, пригибаясь, побежал по аллее к мосту через Мухавец. Я бросился вслед. Но не успели мы выскочить на открытую дорогу, как с вала, от реки, застрочил пулемет. Николай шарахнулся в сторону и плюхнулся в придорожную канаву. Я скатился за ним. Высовываясь время от времени из канавы, мы увидели, что не мы одни пытались проскочить мост. Но все попытки были безрезультатны!
Ползком, ползком стали мы пробираться к спасительным деревьям, что росли вдоль аллеи, ведущей назад, к домам. Солнце уже поднялось достаточно высоко и здорово припекало. Его палящие лучи проходили сквозь
— Сюда, сюда! — замахал нам из окна ближайшего дома какой-то человек. — Быстрее!
Не успели мы добраться до подъезда, как с внешнего крепостного вала ударил крупнокалиберный пулемет. Не знаю, то ли от страха, то ли еще от чего, мои ноги заплелись, и я рухнул у самой двери. Из нее выскочили двое и, схватив меня за руки, втащили в спасительный подъезд. Проделали они это с такой силой и стремительностью, что я долгое время не мог поднять рук. В доме собрались женщины и дети, было несколько тяжело раненных, двое бойцов и политрук. Правый рукав праздничной гимнастерки политрука был почти совсем оторван и кое-как приколот невесть где взятой английской булавкой. На груди поблескивал орден Красной Звезды. Политрука звали Евгением.
На ступеньках лестницы, ведущей с первого этажа на второй, лежали раненые, сидели дети. Сюда не могли залететь ни осколки, ни пули. Распоряжалась здесь знакомая моей мамы тетя Паша. Увидев меня, она обрадовалась и, обняв за плечи, стала говорить: «Ничего, ничего, Леня, скоро наши подойдут! Вот только за Лиду я боюсь: как-то ей теперь!» Тут боец с обмотанной кровавой тряпкой головой попытался привстать, но, громко застонав, скатился со ступеней.
— Пить, пить! — шептали его распухшие губы.
Я смотрел на мертвенно-серое, измазанное пылью и кровью лицо с искривленными от мучительной боли губами и ощущал, как омерзительное чувство страха поднимается во мне и заволакивает все внутри.
— Леня! — вывел из оцепенения голос тети Паши. — Проберись в какую-нибудь кухню, да осторожней, и посмотри водицы.
Я слетел с лестницы и нажал на дверь ближайшей квартиры. Она была на замке. Тогда, прошмыгнув лестничную клетку, толкнулся в другую квартиру. Дверь уступила. Миновав коридор, открыл дверь на кухню. Яркий свет брызнул в глаза. После темного коридора он был так нестерпим, что пришлось зажмуриться. Когда я раскрыл глаза, то увидел, что весь пол покрыт осколками оконного стекла и черепками посуды. Раковина виднелась в дальнем углу. Чтобы добраться до нее, надо пройти мимо окна. Не долго думая, я опустился на пол и пополз. Стекло и острые черепки резали ладони и колени. Миновав окно, приподнялся, подставил подвернувшееся ведро под кран.
Я уже представил себе, как сейчас все обрадуются воде, как меня будет хвалить тетя Паша. Об этом узнают все крепостные пацаны и станут страшно завидовать, а отец, когда разобьем немцев, крепко пожмет мне руку и скажет: «Ты вел себя молодцом, Леня! Как настоящий мужчина! Теперь можешь брать мой мотоцикл в любое время», — и протянет ключ от зажигания.
Кран сердито зашипел, забулькал и, выплюнув несколько капель теплой воды, успокоился. Напрасно вертел я его туда и сюда — воды не было! Я чуть не заревел с досады. Раньше не очень хотелось пить, а тут почувствовал такую нестерпимую жажду, что хоть криком кричи.
— Что делать, что делать?! — схватилась за голову тетя Паша, когда я принес ей эту нерадостную весть. Подобрав подол своей черной юбки, она чуть ли не бегом поспешила на второй этаж, туда, где нзходились Евгений, Николай и бойцы. Перескакивая через ступеньки, я побежал за ней.
Не успев отдышаться, срывающимся голосом тетя Паша сказала:
— Без воды не выдержат раненые, без воды мучаются дети! А водопровод не работает.
Бойцы молчали. Лицо политрука покрылось красными пятнами. Он запустил пятерню в свой густой чуб и задумался. Затем, видимо решив что-то, тряхнул головой.
— Надо дождаться темноты, а там пробираться за водой к Мухавцу. Путь опасный, на валу около реки засели немцы с пулеметами. Но иного выхода у нас нет!
Политрук распорядился, чтобы женщины раздобыли посуду, в которой можно принести воду, а сам с бойцами отправился на чердак. Я не отставал, хотя и боялся, что меня прогонят вниз. Но никто, даже Николай, не обратил на меня никакого внимания. Чердак, куда мы забрались по крутой лестнице, уже не был чердаком в полном смысле этого слова, потому что крышу сорвало взрывной волной. Вместо нее ровная площадка с торчащими печными трубами и обрушенными деревянными балками. Отсюда хорошо видна дорога, по которой мы двинемся к берегу Мухавца.
Первая сотня метров пути идет вдоль палисадников с густыми кустами, жасмина, а затем ничем не защищенная полоса земли тянется до высоких валов на берегу реки. На левом засели гитлеровцы с пулеметом. На правом — никого. Чтобы добраться до берега, надо проползти между левым и правым валом. Сделать это незаметно почти невозможно. Остается одно — попытаться уничтожить фашистов на валу, и тогда путь к воде будет открыт Сделать это должны Николай и Евгений.
…Итак, было утро первого дня обороны Брестской крепости. Солнце уже поднялось достаточно высоко, в небе, глухо рокоча, проплывали на восток фашистские «юнкерсы». Они отчетливо видны с нашего наблюдательного пункта. Оружия у нас нет, если не считать пистолета ТТ и браунинга, да кирпичей, в обилии валяющихся повсюду. А ведь мы должны продержаться до подхода наших войск. В скором подходе помощи никто не сомневался. Ни один из нас не мог даже и предположить, что крепость окружена, а наши отступают все дальше и дальше на восток.
Вскоре я пообвык, начал примечать все, что мало-мальски заслуживало внимания. Меня даже не пугали пули, то и дело вонзавшиеся в печные трубы. От кирпича брызгами разлеталась красная пыль, а Николай сердито кричал: «Ты чего высовываешься! Жить надоело?»
Жить мне совсем не надоело. И я плотнее прижимаюсь к горячему кирпичу печной трубы, всматриваюсь в широкую панораму северной части крепости. Я даже не мог представить, что за несколько часов можно так изуродовать крепость: всюду были груды развалин, над которыми стлался сизоватый дымок, там и сям полыхали пожары. Над Центральным островом, спрятавшимся за двумя горбами валов и отделенным от нас неширокой рекой, висели космы желто-черного дыма; оттуда то и дело доносились приглушенные расстоянием взрывы и беспорядочная стрельба.