Сквозь огонь и лёд. Хроника «Ледяного похода»
Шрифт:
В настоящее время Совет Народных Комиссаров постановляет:
1) Отменить обязательную военную повинность казаков и заменить постоянную службу краткосрочным обучением при станицах.
2) Принять на счет государства обмундирование и снаряжение казаков, призванных на военную службу.
3) Отменить еженедельные дежурства казаков при станичных правлениях, зимние занятия, смотры и лагери.
4) Установить полную свободу передвижения казаков.
5) Вменить в обязанность соответствующим органам при народном комиссаре по военным делам по всем перечисленным пунктам представить подробные законопроекты на утверждение Совета Народных Комиссаров.
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ульянов (Ленин).
Народный комиссар по военным делам
Н. Подвойский.
Управляющий делами Совета Народных Комиссаров
В. Бонч-Бруевич.
Секретарь Совета Народных Комиссаров Н. Горбунов.
Закончив читать, агитатор обратился к станичникам:
– Всякий трудовой казак, который сбросит с себя иго калединых, корниловых и дутовых, будет встречен братски и найдет необходимую поддержку со стороны Советской власти. Советская власть стоит и стоять будет за трудовое казачество. Советская власть – это ваша власть, товарищи. Неужели вы против Советской власти, товарищи?
– Мы не против, – отвечали из толпы. – А землю вы нашу не тронете? А то ходят слухи, что отбирают её. Не вами дадена, не вам и отбирать.
– Да зачем Советской власти отбирать вашу землю? Разве мало земли у помещиков и коннозаводчиков? Вот эти земли и надо отдать малоимущим казакам и крестьянам.
– Это иногородним что ли?
– А что же они не люди, по-вашему? Земли на всех хватит.
– Так помещики и коннозаводчики тоже вроде как казаки.
– Казаки. Но, прежде всего, они классовые враги трудового казачества.
– Если у коннозаводчиков земли отобрать, то казаки без лошадей останутся.
– Не останутся, Советская власть не позволит. И скоро грядёт Мировая революция. Всех буржуев скинем и мирно заживём. Не будет войн, товарищи! А землю тракторами пахать будем, а не лошадьми.
– Так мы землю на волах пашем.
– Это не важно – будите на тракторах.
В толпе казаков стоял бывший военный фельдшер, а ныне бывший подъесаул Кубанского Третьего Линейного казачьего войска Иван Лукич Сорокин. Рядом с ним стояли и слушали агитаторов его отец Лука Илларионович, брат Григорий, жена брата, мать Дарья Фёдоровна и жена Лидия. Сорокин стоял, слушал, перекатываясь с носка на пятку и теребя пышные усы что-то обдумывая.
– Что ж, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Или лоб разобью или на всю Россию загремлю.
Сорокин пробирался сквозь толпу в своей чёрной черкеске с малиновой обшивкой, в чёрной папахе, при оружие, как будто только что вернулся с фронта.
– Станичники! Неужели мы позволим опять офицерью над собой изгаляться? Опять будем терпеть унижения или как?
– Ты же сам офицер, Иван. Подъесаул.
– Так что? Я эти погоны кровью добыл. А какой-нибудь прапорщик-мальчишка будет мне тыкать, что я не так делаю, он, видите ли, белая кость, дворянин, я простой казак.
В этом станичники засомневались: уж чего-чего, а помыкать собой Сорокин не позволит. Но так, по существу он прав.
– Короче, – продолжал Сорокин, – я считаю, что нужно поддержать Советскую власть. Слышали? Немцы идут на Дон, а кадеты на Кубань. Неужели мы это позволим? Я прямо сейчас начинаю формировать красных революционных казаков, под своим командованием. Тот, кто мне верит, прошу записываться. Но записываться лишь только тех, кто имеет строевого коня и может экипироваться для походной боевой жизни.
Сорокина его земляки знали хорошо, ему верили. Знали как он, офицер, не зазнался, а помогал своим. Когда летом 1917 года полк перебросили в Финляндию, а двое казаков по ранению находились в Петропавловской, так Сорокин добился, что бы им перечислили причитавшееся им денежное содержание.
После обеда у Сорокиных разгорелся спор или дебаты, как выразился Иван. Споры эти вспыхивали от случая к случаю с тех пор, как Иван бежал из Новочеркасска от власти Каледина в родную станицу, а в Армавире, где Григорий служил жандармским офицером, установилась Советская власть и жандармов упразднили, чем вынудили его с семьёй переселиться к родителям.
– Зазря ты, Иван, в это ввязываешься, – сказал Григорий, – голову потерять можно.
– Не без этого, – отмахнулся Иван и добавил: – Доля казачья такая. Зато, если повезёт, большим человеком могу. На всю Россию греметь буду.
– Да как бы самому не загреметь, – с сомнением покачал головой Григорий. – Власть то она какая-то ненадёжная, всем всё обещает: крестьянам землю, рабочим – заводы, национальным окраинам – свободу. Казакам, видишь, послабление по службе. А сумеют всё выполнить?
– А что не так? Бедным казакам земля нужна? Нужна. А иногородние, что, не люди? Им тоже земля нужна.
– Нужна-то, нужна, да где её взять? У коннозаводчиков да помещиков? Ну, помещики, ладно. А у коннозаводчиков? Разоришь их, а потом где коней брать? С овцы шкуру можно только раз снять. Стричь её можно много раз, а вот шкуру содрать можно только один раз.
– Что ты мне как несмышлёнышу объясняешь? – возмутился Иван.– Сказали же, что Советская власть об этом позаботиться.
– Позаботиться… А если нет? Я боюсь, что твой Ленин казаков в глаза не видел. Откуда он знает их чаянья?