Сквозь тайгу к океану
Шрифт:
Рассвирепевшие американцы стали тузить маленького солдатика не на шутку и наверняка вышибли бы из него дух, но тут вмешалась девушка.
– Господа, господа, оставьте его, неразумного, – закричала она.
Джентльмены в фетровых шляпах великодушно согласились. Один из них пожал Арсению руку:
– Молодец хлопче.
– А то ж як? – усмехнулся Сеня.
– О, ты знаешь украиньску мову? – обрадовался американец.
– Тай мы ж к батьке приихалы с Каменец-Подольской волости. Когда он у Порт-Артуре служил, – ответил Сеня.
– А мой диду, тай батько з Полтващины в Северние Американскии штаты у 1890 роки приихалы, – улыбнулся солдат. – Земляки, значит.
Он перевел слова своему товарищу, который не понимал русский и украинский язык.
Тем временем двое японцев стали приходить в себя.
– Господа, – сказала девушка, – надо уходить, а то другие
Американцы забросили винтовки японских солдат за забор, и вся компания покинула место стычки. По дороге познакомились. Потомка украинских эмигрантов звали Ник, хотя по рождению он был наречен Николаем – Мыколой, второй американец представился как Тонни. Девушку звали Варей. Она долго приглядывалась к Арсению и потом заявила, что знает его.
– Откуда? – удивился Сеня.
– А вы у моего папы работали приказчиком. Он скотопромышленник Петр Анисимович Бадаев.
– Так вы младшенькая его дочка Варюшка! – обрадовался Сеня. – Я тоже вспомнил вас. Когда я оставил службу у вашего папаши, вы только в гимназию идти собирались.
– Да, это я.
Вот и сейчас Арсений держал путь к дому Бадаева.
– Куда ты, – замахал на него руками Петр Анисимович. – С боевым конем, с карабином. Меня ж японцы порубят, если увидят.
– А куда мне деваться, – рассердился Арсений, – забирай Барсика и спрячь карабин. Ружье, если хочешь, выкинь, а мне c таким багажом не уйти.
– Лошадь-то, что – продать или содержать? – спросил купчина.
– Распоряжайся как знаешь, только на махан [1] не продавай. Он все-таки товарищ боевой, хотя вредный и норовистый.
Бадаев попричитал немного, но коня увел в конюшню и спрятал в чулан карабин с шашкой. Арсений оставил себе только наган. Он знал, что Анисимыч не подведет, поскольку промышленник в прошлом многим был ему обязан.
Дело в том, что когда Сеня в шестнадцать лет от роду поступил к Бадаеву на службу, он сразу же пришелся ко двору. Прежний приказчик был вороватым лукавцем и к тому же частенько запивал горькую. Бакалейный магазин Петра Анисимовича оставался без приказчика, и приходилось за прилавок становиться самому хозяину, потому что его жена была женщиной хворой и неспособной к торговому делу. Арсений, с его четырьмя классами гимназии и любовью к чтению книг, был для скотопромышленника и купца Бадаева просто находкой. Он скоро понял, что этот ловкий паренек честен и трудолюбив, и полностью доверял ему ведение денежных счетов и кассу.
1
Конина (тат.).
Арсений быстро сдружился с сыном Бадаева Геннадием, которого близкие звали просто Гешкой. Геннадий был слабохарактерным нервным пареньком. Он рано начал курить и попивать винишко. Кроме этих грехов, его страстью были азартные игры. Он постоянно носил с собой колоды карт и частенько проигрывал свои карманные деньги, после чего вновь клянчил их у отца.
Сеня был на год младше Гешки, но три года беспризорных скитаний закалили его. Он имел огромный жизненный опыт и боевую закалку по части уличных драк, что и доказал Гешке в первой же стычке. Получив оплеуху в ухо и удар в челюсть, Гешка полез бороться, но и тут подножкой был повержен наземь и вскоре оказался на лопатках. Мир был восстановлен, и ребята в знак примирения выкурили по папиросе, тем самым, подобно американским индейцам, зарыв топор войны. Вообще-то Гена был парнем добрым, но не имевшим надежного друга. Сеня вскоре стал для него непререкаемым авторитетом. Вместе они бегали в кино и цирк, вместе лупили уличных мальчишек-недругов из соседних дворов.
Помимо непутевого Гешки у купца были две дочери. Старшую звали Лизой, а младшенькую Варюшкой. Лиза была статной волоокой барышней. На год старше брата, она также доставляла изрядные хлопоты родителям. Задумчивая и кроткая в обычной жизни, Лиза порой менялась, словно в нее вселялся бес. Она могла убежать из дома и пропасть на несколько суток. Вначале родители чуть с ума не сходили, но через день-другой, она, кроткая и безропотная, вновь приходила в дом. Подобное случалось не чаще двух-трех раз в год. Особенно бегала Лиза по весне. Чего только ни делал отец, чтобы приструнить Елизавету, запирал ее в комнате, приставлял к ней крепкую бдительную служанку, но все напрасно. Лиза сбегала, проявляя при этом удивительную изобретательность и ловкость. Родители не хотели предавать дело огласке и не обращались в полицию. Вот и приходилось Арсению выискивать эту деву по разного рода притонам и прочим сомнительным заведениям, а найдя, буквально вырывать ее из лап хмельных купчиков и уголовников. Пару раз он даже попадал в опасные переплеты, но неизменно забирал Лизу и доставлял домой, к великой радости родителей. Отец дважды хотел выдать замуж свою блудливую буренку, как он называл Лизу, но та всякий раз отвергала кандидатуры женихов, на долгое время замыкалась в себе, была тиха как лесное озеро, но в один прекрасный миг шлея попадала ей под хвост, и она вновь пускалась в бега.
Если Генка мечтал стать карточным шулером, то Лиза, как понял Сеня, была просто влюбчивой, романтичной дурехой, при этом весьма склонной к плотской любви. Во времена своего затворничества она неоднократно пыталась соблазнить Сеню, который был развит не по годам, но он всегда отвергал ее намеки, поскольку давно усвоил правило, гласящее: где живешь, там видишь оком, да зубом неймешь.
Единственной отрадой, «светлым солнышком» для родителей была восьмилетняя Варенька – этакий маленький бесенок, веселая, игривая и ласковая девочка. Неистощимая на выдумки, она постоянно тормошила флегматичного Гешку, а с приходом в их дом Арсения нашла в его лице товарища по играм и забавам. Он мастерил ей куклы из соломы, вырезал кораблики, склеивал воздушных змеев. Варюшка любила мальчишеские игры, она даже попросила Сеню изготовить ей лук и стрелы, любила играть в ножички и «чижа».
У Сени тоже были две сестры, которые остались с матерью и отчимом, об голову которого, защищая маму от побоев, тринадцатилетний Сеня разбил табурет. После этого он ушел из дома и виделся с сестрами редко. Сенин отец, участник Русско-японской войны, вызвал семью во Владивосток, а затем, окончив службу, перебрался в Хабаровск, где вскоре умер от крупозного воспаления легких. Мать нашла себе мужчину, но тот оказался человеком недобрым. Находясь в подпитии, он становился скандальным и драчливым.
Арсений от всей души презирал этого типа, который служил мелким чиновником по телеграфному ведомству, но, щадя мать, терпел его выходки. Однако настал момент, когда он не выдержал и, вскочив на диван, огрел распоясавшегося мерзавца табуретом по голове. В его ушах до сих пор стоял крик матери:
– Убил, убил, что же ты наделал, сыночек, ведь тебя на каторгу сошлют!
Сеня не на шутку испугался и сбежал из дому. Вскоре выяснилось, что отчим отделался лишь здоровенной шишкой, но с той поры руку на жену больше не поднимал. Мать просила Сеню вернуться домой, но ему, уже хлебнувшему воздух свободы, не захотелось вновь идти в дом к негодяю, ходить в гимназию.
Он устроился на работу в трактир и зажил своей жизнью. Мыл посуду, носил воду, колол дрова, затем стал обслуживать посетителей. За три года он сменил множество профессий и побывал во многих уголках приамурской земли. Однажды он даже работал помощником садовника в доме генерал-губернатора Приамурского края Гондатти. Работа была не тяжелая: подстригать кусты, раскладывать дерн и спиливать ветви в саду. Об этом человеке у Арсения сохранились самые теплые воспоминания. Будучи не грубым солдафоном, а известным российским ученым-этнографом и натуралистом, он по отношению к простому народу был добрым и доступным человеком, любил побеседовать с прислугой и просителями, при случае помогал чем мог. Его добротой порой пользовались бесчестные люди. Впервые на пост генерал-губернатора в Приамурском крае был назначен не военный чин, а гражданский чиновник. Назначение на столь ответственный пост известного ученого сыграло весьма положительную роль в развитии дальневосточных территорий, но вот в денщики ему были определены два отставных солдата Тихон и Епифан. Арсений несколько раз был свидетелем того, как этот пожилой мужчина, возвратившись из дальних поездок, подолгу звонил и стучал в дверь своего дома, но его никто не слышал. Тишка и Епишка гулеванили в своей комнате подле кухни. Оттуда доносились звуки гармошки, хмельные песни и визг девок. Дородный Николай Львович, ему в то время было уже за пятьдесят лет, тщетно пробовал стучать в ворота, а затем шел в обход и через садовую калитку наконец попадал на территорию своего жилища. Другой бы на его месте давно прогнал этих бездельников и разгильдяев прочь, но Гондатти только сокрушался и добродушно журил наглецов: «Сукины вы дети, что же вы заставляете меня чуть ли не через забор лезть. Посмотрите, какой беспорядок в доме. Сейчас же проводите этих дам и принимайтесь за уборку. На кухне – шаром покати, а ведь я оставлял продукты и давал деньги для покупки провизии». Устыдить наглецов ему не удавалось, и через некоторое время все повторялось вновь.