Сквозь тайгу к океану
Шрифт:
Допрос
– Так что, за Родину, говоришь, воюешь? – грозно навис над пленным штабс-капитаном командир отряда Лютый. – Японцам жопу лижешь, в карательных походах участвуешь. Никакой ты не патриот. Ты не видел их под Порт-Артуром, не знаешь, что они вытворяли с китайцами и корейцами. А теперь на нашей земле палачествуют.
– Все это я знаю, – усталым голосом отвечал Сохнин. – Я уже рассказал вам, как было дело…
– Да мне не интересно, что ты, б…дь, делал, разъезжая по селам. Ты лучше мне и вон своему другу, начальнику конной разведки, – он ткнул стволом нагана в сторону Аргунцева, –
В речи Лютого часто проскакивали блатные, уголовные словечки, подтверждавшие мнение многих бойцов о том, что он в прошлом якшался с уголовниками.
– Я давал присягу и нарушать ее не собираюсь, – упрямо сказал белогвардейский офицер.
– Какую присягу, кому? – начал свирепеть командир отряда. – Ты же знаешь, что царя нет, Керенского нет. Кому, на хрен, нужна твоя присяга?
– Мне, – коротко ответил колчаковец.
– Ну шо с ним будем делать, товарищ комиссар? – обратился он к недавно присланному от красных политработнику Давиду Слабитеру, который требовал, чтобы его величали – товарищ Громов.
Уроженец юга России Давид Семенович Слабитер был из недоучившихся гимназистов. Как он утверждал, его увлек водоворот классовой борьбы. На самом деле это был пафосный лентяй, не способный вести гешефт в мамином магазинчике. Папашу его убили какие-то не то хулиганы, не то черносотенцы. В шестнадцать лет он попал в кутузку за то, что участвовал, на вторых ролях, в ограблении квартиры сахарозаводчика. В камере он сошелся с каким-то анархистом, и с тех пор судьба кидала его от одних политизированных бездельников к другим. Неопрятный, страдающий от вечного насморка и ненавидящий местные холода, он вынужден был создавать видимость «несгибаемого большевика» – троцкиста. В боевых операциях он почти не участвовал, ссылаясь на слабое здоровье, подорванное в царских казематах. Зато любил произносить «пламенные» малопонятные речи о классовой борьбе, перманентной революции и роли международного пролетариата.
Сеня помнил одно из таких выступлений, когда Громов, размахивая косматой папахой, кричал на митинге:
– Превратим поповские церкви в свинарники!
– Праулно, праулно, – горланил ему в поддержку татарин Тугаев.
– А мусульманские мечети в конюшни!
– Э, не праулно, не праулно! – возмущался Тугаев.
На сей раз комиссар шмыгнул носом и заявил, что классовых врагов надо уничтожать беспощадно.
– Ну, стало быть, получишь свое, пойдешь в расход, – подытожил Лютый.
– Слышал, Аргунцев, что сказал комиссар? – обернулся он к начальнику конной партизанской разведки.
– А я служить комиссарам не подписывался! – озлобился Андреич.
– Ну и вали тогда к едрене фене, – прошипел командир отряда.
– Вы слышали, что он сказал, это же контрреволюция, – затараторил политработник.
Аргунцев плюнул и, хлопнув дверью, вышел вон.
– Ты тут не шуми насчет контрреволюции, – осадил его Лютый. – Мне другого такого командира разведэскадрона не сыскать, а таких, как ты, пришлют еще хоть каждый день по фунту с лихом. Уведите беляка!
Затем он обратился к Сене, тихо сидящему в углу штабной избы.
– Поутру возьмешь отделение, отведете этого питерского фланера в балку да и шлепнете по-тихому, а я отошлю Аргунца куда подальше, чтобы он чего не натворил сдуру.
Прощание
Ранним туманным утром Арсений, взяв с собой пятерых ребят, по заснеженной тропе повел Сохнина в сторону дальней балки. Не доходя до нее, он отпустил ребят в соседнюю деревню за самогоном, а сам довел офицера до большого оврага. Разрезав веревки на руках колчаковца, он отошел в сторону и снял с плеча карабин. Белогвардеец спокойно стоял, глядя на Арсения, и было ясно, что смерти он не боится.
– Послушайте, Сергей, – обратился к нему Сеня. – Вы друг и однополчанин моего командира. Он никогда не простит мне расправы над вами. Аргунцев для меня как старший брат, поэтому я отпускаю вас с миром. Идите восвояси и храни вас Господь. Надеюсь, нам не придется встретиться в бою. Кроме того, лично у меня к вам вражды нет. Сейчас я, для порядка, выстрелю в воздух, а вы сигайте в овраг и идите по нему до ручья, который выведет вас к речке. По ней доберетесь до людей. – Сеня поднял ствол карабина и выстрелил. – Ступайте поскорее.
Однако Сохнин почему-то медлил. Затем он, глядя Сене в глаза, заговорил:
– Послушайте, вас, кажется, зовут Арсений. Так вот, если вы тоже друг и адъютант Саши Аргунцева, то я скажу вам следующее. Никаких добрых чувств к вашим командирам, и особенно комиссарам, я не испытываю и буду воевать против них, но такие люди, как Аргунцев и вы, не должны погибать в этой братоубийственной войне. Вашему начальству я ничего бы не сказал даже под пытками, а вам скажу. Моему командованию уже известна дислокация вашего и еще нескольких отрядов, которые мы считаем бандами. Не позже чем через неделю крупное подразделение наших регулярных войск, при поддержке казаков, блокирует вам пути отступления и японский карательный отряд довершит ликвидацию ваших партизан. Запомни это. Передай тайком эту информацию Александру, и уходите из этих мест как можно быстрее. А теперь прощай, парень.
Некоторое время Арсений стоял как громом пораженный. Меж тем Сохнин стал спускаться по крутому склону оврага.
– Эй, постой, – окликнул его партизан.
Офицер вопросительно взглянул на него.
– На, возьми, – Сеня вынул из кармана и бросил ему трофейный пистолет. – Тут, в тайге, и с тигром и с медведем-шатуном встречи нередки, да и народец попадается лихой, так что, может, пригодится.
Сохнин поднял оружие, кивнул головой и скрылся в зарослях оврага.
Сеня дождался хлопцев с самогоном, заставил их выстрелить по разу и настрого запретил рассказывать об отлучке в селение. Ребята были толковые и все поняли.
Разведка
После рассказа Аргунцеву о липовом расстреле Сеня увидел, как глаза командира предательски увлажнились, и он несколько раз сглотнул кадыком, чтобы задавить горестный всхлип.
– Спасибо, хлопче, – хрипло сказал он. – Они мне сказали, что будет суд трибунала и, возможно, беляка обменяют на кого-нибудь из наших… Я бы потом всю жизнь мучился, что не спас боевого товарища. Так, ладно, доложим командиру, что получили информацию о карательном рейде белых и японцев от наших людей из Хабаровска. Только уж очень Лютому не хочется покидать насиженное место и вновь блуждать по тайге. А особливо не по нутру это сопливому комиссару.