Сквозь тайгу (сборник)
Шрифт:
Орочи любят держать около своих домов разных птиц и животных. В селении Дата был настоящий зверинец. Близ юрты А. Сагды в особом помещении, сложенном из толстых бревен, сидел медведь. Его убьют на празднике, когда он достигнет полного возраста, как это делают гиляки и айны. Медведь был злой и сквозь щели в бревнах старался лапой хватить любопытных, заглядывающих в его темницу. В другом домике я увидел молодую лису. В движениях ее было что-то порывистое, собачье и что-то грациозное, кошачье. По соседству на сушилках, привязанный за ногу, сидел орел. Он успел уже свыкнуться со своей неволей, равнодушно поглядывал по сторонам и только время от времени клювом перебирал перья у себя на груди. Около крайнего дома в деревянном ящике сидели только что пойманные две молодые уточки. Они пищали и просовывали свои неуклюжие головы между решетинами клетки. Тут же внутри юрты по полу прыгала привязанная за ногу озорница сойка. Она издавала резкие крики и, согнув набок
После осмотра селения я хотел перебраться на другую сторону реки Улике. Антон Сагды охотно взялся проводить меня к морю. Мы сели с ним в лодку и переехали через реку. Коса, отделяющая ее от моря, оказалась шире, чем я предполагал. Она заросла лиственницей в возрасте от ста до ста пятидесяти лет. За перелеском широкой полосой тянулись пески, на которых во множестве валялись створки раковин.
Самое устье Тумнина узкое. Огромное количество воды, выносимое рекою, не может вместиться в него. С берега видно, как сильная струя пресной воды далеко врезается в море, и кажется, будто там еще течет Тумнин. Навстречу ему идут волны, темные, с острыми гребнями. Они вздымаются все выше и выше, но, столкнувшись со стремительным течением реки, сразу превращаются в пенистые буруны.
И вот в такую-то ветреную погоду орочи селения Дата выходят в море на охоту за нерпами. Я сел на берегу и стал любоваться прибоем, а мой спутник закурил трубку и рассказал, как однажды семнадцать человек орочей на трех больших лодках отправились за морским зверем. Дело было весной, в марте. Надо было дойти до сплошного льда, где они рассчитывали найти много тюленей. Погода была хорошая, море тихое. Мыс, где ныне стоит Николаевский маяк, чуть виднелся на горизонте. После полудня орочи заметили лед и на нем много нерп. Они принялись за охоту с увлечением. В короткий срок они убили девяносто одно животное. Вдруг с северо-восточной стороны надвинулся холодный туман и пошел снег. Старики уговаривали молодых орочей бросить убитых животных и спешно идти назад к берегу, которого теперь уже не было видно. Тяжело нагруженные лодки не могли скоро двигаться. Небо все больше и больше заволакивало тучами. Орочи потеряли ориентировку и гребли наугад до самых сумерек, а ветром их относило в сторону. Так промаялись они всю ночь, а наутро, когда стало светать, опять увидели перед собой ледяное поле и на нем трупы убитых ими тюленей. Тогда они вытащили на лед лодки, укрепили на веслах палатки и стали выжидать конца бури. Двое суток бушевало море. Опасаясь, что волнением может взломать лед, старики велели держаться около лодок. За неимением дров они жгли в котлах нерпичье сало, на растопку шли палки и доски от сидений. Огонь раскладывали только тогда, когда надо было согреть воду. На третий день ветер начал стихать, море понемногу стало успокаиваться. Когда туман рассеялся, они увидели землю. По очертаниям гор старики узнали, что находятся против устья реки Копи. Уезжая со льдины, они побросали всех тюленей в воду, отдав их в жертву хозяину морей Тэму, в глубоком убеждении, что это он наказал их за убой такого большого количества своих собак. Орочи дали обет на будущее время бить зверя ровно столько, сколько надо для прокормления. Велика была радость женщин селения Дата, увидевших своих мужей и братьев, которых они считали погибшими.
Глава четвертая. Смотритель маяка
В ночь с 11 на 12 сентября ветер начал стихать. Антон Сагды несколько раз ходил на берег моря, смотрел вдаль и по движению облаков старался угадать погоду. Глядя на него, можно было подумать, что обстоятельства складываются неблагоприятно. Я уже хотел было идти на экскурсию к горе Иодо, как вдруг орочи засуетились и стали готовить лодки.
Нам с читателем придется совершить длинное путешествие вдоль берега моря и потому необходимо познакомиться с конструкцией орочской мореходной лодки (тамтыга). Она очень легка и сшивается из тонких досок. Вместо железных гвоздей орочи употребляют деревянные (лиственничные) колышки. Будучи плоскодонной, тамтыга сидит в воде главным образом своей средней частью, имея нос и корму приподнятыми. Такая конструкция делает ее очень удобной и позволяет приставать к берегу в любом месте, лишь бы не было острых камней. Грузы в лодке распределяются так: две трети – в корме между гребцами и рулевым и одна треть – в носу. Так как дно лодки выгнуто, то вся вода, просачивающаяся сквозь щели, стекает к середине и легко выкачивается за борт берестяными ковшиками. Гребное весло состоит из рычага с рукояткой, отверстий для уключины и лопастью, дискообразной у основания и суживающейся к концу. Уключины делаются из еловых сучков, которые привязываются лыками к бортам лодки в вертикальном положении. Вместо паруса употребляется четырехугольное полотнище палатки, прикрепленное к нему жердями, косокрестообразно привязанными к одной из скамеек. Мореходная орочская лодка среднего размера при четырех гребцах, одном рулевом и двух пассажирах может поднять до 30–40 пудов полезного
Часов в десять утра мы вошли в лодки и тронулись в путь. Главным старшиной и руководителем был Антон Сагды. Я удивился той дисциплине, которая царила в отряде. Все его распоряжения молодые орочи исполняли быстро: они работали молча, проворно, не было ни споров, ни пререканий. Таков закон у всех мореходов. Только при соблюдении строжайшей дисциплины можно успешно бороться с водяной стихией. Сухопутные люди не всегда это понимают.
Когда мы вышли из реки Улике, течение подхватило нашу лодку и понесло ее в море. Навстречу шли большие волны, увенчанные белыми гребнями: одна другой выше, одна другой страшнее.
Антон Сагды велел гребцам сдерживать лодку на веслах, а сам встал на корму и пытливо всматривался вперед. Казалось, он выжидал удобного момента. Улучив минуту, он крикнул:
– Га!
Орочи дружно навалились на весла. Как только лодка поравнялась с внешним краем песчаной косы, Антон Сагды круто повернул ее вправо. Тотчас слева выросла громадная волна. Она неслась прямо на нас, всплескивалась, пенилась и шипела. Повинуясь кормовому веслу рулевого, лодка пошла ей навстречу и немного наискось. Вслед за тем она взметнулась кверху и накренилась на правый борт. Волна прошла: гребцы сильнее налегли на весла. Опять волна и опять тот же маневр. На мгновение тамтыга очутилась в водяной котловине, потом сразу взлетела на гребень, грузно осела кормой и вслед за тем зарылась носом в белой пене. Это был девятый вал. Потом лодка выправилась: бар и прибойное волнение остались сзади. Тогда Антон Сагды дождался второй лодки, дал несколько советов рулевому и велел грести.
Все пространство между реками Хуту, Тумнином и Копи заполнено базальтом. Этот лавовый поток двигался с запада к востоку и вклинился в море длинными языками, благодаря чему здесь образовалось много полуостровов, бухт и заливов. Императорская гавань представляла собой глубокий провал. Берега ее тоже слагаются из базальтов. Лес, состоящий из лиственницы, аянской ели и белокорой пихты, густо покрывает все мысы и по распадкам спускается до самого моря.
Я сидел рядом с Антоном Сагды и старался запомнить все, что он говорил.
Первая бухточка называлась Намшука (искаженное «Намука» от слова «Наму», что означает море). За ней дальше на юг между мысами Шинаку и Чжуанка вытянулась больщая бухта Силантьева. В нее впадает небольшая речка Чжуанка, которая получила свое имя от слова «Чжу», что значит домик. «Чжуанка» в переводе на русский язык будет «деревушка». И действительно, в глубине самой бухты приютилось небольшое орочское селение. Затем следует бухта Тона с мысом Тона и с речкой Тона, а за ними небольшая, но очень уютная бухточка Сякта с безымянной речкой. На ней есть водопад Сыдю, около которого живет черт. Там часто трясется земля, кто-то ходит по лесу, кричит, свистит и не дает людям спать. Еще отметим выдающийся мыс Ая (слово это значит «хорошо»). Такое странное название он получил потому, что сейчас же за ним находится большая бухта Ванина. Если во время непогоды орочам удается на лодках достигнуть этого мыса, они кричат: «Ая, Ая!..» Антон Сагды тоже издал это традиционное восклицание, налег на кормовое весло и свернул в бухту Ванина.
Высокие скалистые берега ее, темная неподвижная вода и никем не нарушаемая тишина создавали обстановку неприветливую, угрюмую. В глыбах камней, хаотически нагроможденных на берегу, в покачнувшихся старых деревьях и в мрачных утесах чувствовалась какая-то настороженность. Точно кто-то неведомый, страшный прятался в лесу и наблюдал за нашими лодками. В глубине бухты впадала небольшая речка Уй, около устья которой находился один орочский домик. Присутствие людей несколько смягчало суровую красоту бухты Ванина, и жуткое чувство, навеянное столь странной обстановкой, понемногу стало рассеиваться.
Когда орочи пристали к берегу, они пошли по своим делам. Мне наскучило сидеть в лодке на одном месте, и я пошел пройтись по наплывной полосе прибоя. Она суживалась все более и более и наконец сошла на нет. Я обратил внимание на большую глубину бухты. Слева была высокая стена, а справа – вода. Если бы море вдруг отступило, я почувствовал бы себя на карнизе, повисшем над пропастью. Дойдя до конца тропы, я сел на один из камней и стал осматриваться. Взор мой остановился на медузе. Она то развертывала свою мантию, то быстро сжимала ее, выталкивала воду и толчками подвигалась вперед. Вдруг несколько в стороне на воде появились круги, и вслед за тем над поверхностью ее показалась большая голова какого-то страшилища буро-серого цвета, с маленькими ушами, черным носом и щетинистыми усами; голова была больше человеческой раза в четыре. Животное глубоко вздохнуло и потом раскрыло свою пасть, показав большие зубы. Вслед за тем оно повернуло голову и уставилось на меня своими черными выпуклыми глазами. Если бы оно вздумало вылезть на низкую намывную полосу прибоя, то отрезало бы мне путь назад, и я очутился бы прижатым к береговому обрыву. Тогда я решил опередить его и спрыгнул с камня, но зверь сам меня испугался. Он еще раз шумно вздохнул и скрылся под водою.