Сквозь тени прошлого
Шрифт:
Голова казалась непривычно тяжёлой. Волосы! Длинные, густые, собранные на затылке. Габриэлла тряхнула кудрями, чтобы избавиться от давящего ощущения шпилек, и подняла руки, ощупывая причёску. Волосы были гладкими, мягкими и… мокрыми? Её кисти были в крови. Алой, тёплой и пугающе-настоящей. Габриэлла недоумённо уставилась на такие незнакомые, но по какой-то неведомой причине принадлежащие ей руки, пока не почувствовала, как по шее потёк густой ручеёк, а в нос буквально ударил металлический запах крови. Она испуганно посмотрела на светлый лиф платья, быстро окрашивающийся в красный цвет и испуганно закричала.
Габриэлла
Большое круглое зеркало не отражало ничего хорошего. Испуганные глаза огромными серыми блюдцами смотрели на своё отражение. В лице ни кровинки, дыхание тяжелое, частое. Габриэлла опёрлась руками о раковину и напряжённо пыталась воскресить в памяти свой сон. Страх, боль, обречённость, но впервые никаких деталей, разве что кровь на руках. Где-то в коридоре хлопнула дверь, и Габриэлла подскочила на месте от неожиданности. Сердце стучало, как сумасшедшее, вдохи были сбивчивыми и прерывистыми, а всё тело сковал ледяной озноб. Что с ней происходит? Габриэлла снова повернулась к зеркалу и посмотрела на себя. Кто эта женщина? Испуганная, дрожащая, неуверенная. Когда она успела стать бледной тенью самой себя, пугающейся каждого шороха? Когда она вместо того, чтобы поговорить, строила безумные теории заговора?
Габриэлла, умывшись, провела расческой по волосам и, удовлетворённо кивнув своему отражению, найдя его вполне сносным, отправилась к Захарии. Уехал он ещё утром, а её наручные часы показывали полпятого вечера, скорее всего, он уже вернулся.
— Зак, — коротко постучав, позвала Габриэлла и надавила на ручку двери. В комнате царил полумрак. Только тусклый свет от высокого металлического торшера спасал комнату от плотной темноты, образовавшейся благодаря наглухо задёрнутым шторам. Шум льющейся воды едва уловимым эхом отражался от бледно-серых стен, извещая о том, что хозяин спальни уже вернулся.
Габриэлла нервно огляделась и подошла к рабочему столу. Ноутбук, телефон, книги. На кресле чёрная сумка с документами. Она потянулась к его мобильнику, но, не осмелившись даже коснуться, отвернулась к кровати. Большой, мягкой и наполненной уймой сладких воспоминаний. Здесь он любил её, когда их роман только начался, пока не устал от постоянных утренних уходов Габриэллы к себе в спальню. Тогда Захария практически переехал в её комнату. Проводил ночи, брился, одевался. Она улыбнулась, и уже готовая отринуть все сомнения, бросила взгляд на пол. Украшение лежало возле правой ножки кровати и сияло множеством граней в неровном тусклом свете ночника. Такое же утончённое, женственное и невероятно прекрасное. Бриллиантовая цепочка Эммы. Обожаемая ей. Та, с которой она никогда не расставалась. Та, которую для неё сделал Захария.
Габриэлла резко наклонилась и, подхватив её, быстро спрятала в карман брюк. Что делает эта вещь в спальне Захарии? Что делает она практически в его кровати? Эмма любила это украшение, любила так же сильно, как и его создателя. Габриэлла почувствовала, что почва буквально уходит из-под ног, а отвратительная догадка на полной скорости врезается в мысли.
Той ночью Захария не пришёл к ней. А где он тогда был? Чем занимался? Неужели написанное в письме — правда, и её Зак состоял в любовных отношениях с собственной сестрой?!
Она снова вернулась к столу и, нервно оглянувшись, открыла сумку с документами. Бумаги, блокнот, письма. Габриэлла достала последние и начала просматривать. Что хотела найти, она и сама не знала. Может, увидеть похожий конверт или очередное приготовленное для неё послание. Габриэлла так увлеклась, что не заметила, как перестала литься вода, а светлая дверь тихо отворилась.
— Что-то ищешь? — мягко спросил Захария. Габриэлла замерла и, осторожно положив письма на стол, повернулась. Он стоял, лениво облокотившись о стену. Раздетый, только белое полотенце наброшено на бёдра. Вся поза выражала крайнюю расслабленность и незаинтересованность происходящим, вот только глаза пугали. Потемневшие от злости, холодные и абсолютно чужие.
— Ручку, — натянуто улыбнувшись, ответила Габриэлла. — Надо было кое-что записать, — понимая, что говорит абсолютные глупости, продолжила она.
Захария оттолкнулся от стены и подошёл к ней.
— Вот эту? — Он взял в руки ручку, лежавшую на открытом телефонном справочнике, и протянул Габриэлле.
— Зак, я…
— Тш-ш… — приложив ей палец к губам, шепнул он. — Теперь я буду говорить. — Захария провёл костяшками пальцев по её скуле, спустился ниже, лаская шею, потом обхватил тонкое горло и сжал.
— Какую правду ты ищешь, Габриэлла? Какие ответы хочешь получить? — Она открыла рот, но сказать не смогла ни слова, только вздрогнула всем телом, когда он сильнее сжал горло. — Дрожишь? Боишься меня? — почувствовав её страх, произнёс Захария. — Мало боишься, раз осмелилась рыться в моих вещах! — Он чуть ослабил хватку и, наклонившись к её уху, прошептал: — Габриэлла, дорогая, тебе знакомо такое выражение: любопытство — сгубило кошку? — Захария разжал пальцы и, обхватив её талию, стремительно привлёк к себе.
Она чувствовала, как бешено стучит сердце, как пульс пойманной птицей бьётся в горле. Было страшно, но выбора нет. Габриэлла знала, что единственная власть, которую она имела над ним, это его неукротимое желание к ней. Магия её тела. Его огонь. Их страсть.
Она привстала на цыпочки и коснулась его губ своими. Сначала осторожно, боясь, что он оттолкнёт, потом, не встретив сопротивления, её язык скользнул внутрь и сплёлся с его. Поцелуй был глубокий, долгий и наполненный желанием. Как бы Габриэлла не желала остаться бесстрастным участником происходящего, выходило плохо. Она хотела его так же сильно, как и он её. Страх, сомнения и недоверие отступили на второй план, куда-то в дальний уголок сознания, оставив только вожделение. Габриэлла таяла от требовательных и умелых прикосновений его рук. Сходила с ума от жарких губ, оставлявших невидимые ожоги на её коже. А её душа пела, когда она ловила его изменившийся взгляд: ласковый, родной, бездонный.