Сквозь время. (Сборник)
Шрифт:
АЛМАЗ В 20 000 КАРАТОВ
Представьте себе, что вы получили посылку, самую обыкновенную посылку. Представьте себе далее, что вы открываете
В один из знойных июльских дней изнывающий от жары работник почтового отделения вручил мне небольшой фанерный ящик. Я расписалась на корешке квитанции, мы перекинулись несколькими фразами, и я пошла.
По виду это была самая обыкновенная посылка — сургучные печати, выведенный химическим карандашом адрес, в правом верхнем углу надпись: “Оценено в 50 рублей”. Но одна деталь заставила меня насторожиться: обратный адрес и фамилия отправителя были вымышленными. Точнее — взятыми из моего рассказа “Алмаз”. В этом рассказе инженер Николай Ильич Лоскутов изобрел промышленный способ производства крупных алмазов. Рассказ заканчивался описанием нового города на Урале — Алмазогорска. Понятно, ни Алмазогорска, ни Лоскутова с его изобретением в действительности не существовало.
Рассказ напечатали в одном из московских журналов, прошло три года и вдруг… И вдруг прибыла эта посылка, отправленная инженером Н.И.Лоскутовым из Алмазогорска.
Я решила, что это чья-то шутка. Литературным героям не полагается отправлять посылки автору. Я поддела перочинным ножом фанерную крышку, сняла ее. В ящике лежало что-то, аккуратно прикрытое толстым слоем ваты.
И вот тогда, увидев вату, я почему-то решила, что в посылке должен быть алмаз. Искусственный алмаз, полученный инженером Лоскутовым. Не знаю, почему мне пришла в голову эта совершенно невероятная мысль. Но именно так я думала, вынимая тщательно уложенную вату. И когда был снят последний слой…
Да, в ящике лежал алмаз.
В грубом фанерном ящике, оцененном инженером Н.И.Лоскутовым в пятьдесят рублей, оказался огромный розоватый алмаз. Признаюсь, впечатление было ошеломляющим. Я потеряла ощущение реальности. Мне казалось, что все это происходит во сне. Я вынимала алмаз из ящика и укладывала обратно, ходила из угла в угол, вновь и вновь перечитывала обратный адрес на посылке…
Сейчас, когда история с розовым алмазом ушла в прошлое, я могу спокойно описать этот крупный, необыкновенный камень овальной, вытянутой формы. Он напоминал небольшой булыжник и весил килограмма четыре. Цвет алмаза, как я говорила, был розоватым, но это очень приблизительное определение. В зависимости от освещения и угла падения света, цвет менялся. Он был слабо розовым в ярких солнечных лучах и почти кроваво-красным в полумраке. Стоило слегка повернуть алмаз, и в нем сейчас же вспыхивало множество алых искорок. Еще поворот — едва заметный, — и рядом с алыми искрами зажигались фиолетовые, сиреневые, зеленые… Камень светился, отбрасывая узкие снопы лучей, переливаясь тончайшими оттенками розового и красного. В глубине алмаза были видны какие-то небольшие черные точки. Скрытые в толще камня, они не портили его почти фантастической красоты…
Прошло, наверное, часа два, прежде чем я поняла, что нужно действовать. Я решила отнести алмаз в редакцию журнала, который три года назад опубликовал рассказ об инженере Лоскутове. Но сначала следовало убедиться, что розоватый камень — действительно алмаз. И я пошла к знакомому ювелиру.
Он был глубокий старик, этот ювелир. За полвека работы через его руки прошли тысячи бриллиантов — больших и малых. Он любил и понимал камни. Как все старые мастера, он был немного философом. Однажды, подбирая камни для кольца, он сказал мне: “Хороший человек похож на алмаз — чистый, твердый, красивый”. Я знала ювелира давно — еще с тех пор, как девчонкой принесла ему чинить дешевые сережки. Старик всегда был спокоен и чуть-чуть насмешлив. Я не помню, чтобы он когда-нибудь волновался.
Зная это, я без опасений поставила на его рабочий столик посылку инженера Лоскутова. И тогда произошло то, чего я совершенно не ожидала. Старый ювелир, не спеша надел пенсне, придвинул к себе фанерный ящик, поднял вату, взял в руки розовый камень… и вдруг, побледнев, бессильно откинулся на спинку кресла. Алмаз упал в ящик.
Я бросилась к графину, налила стакан воды. Старик достал из жилетного кармана пробирку, медленно — у него дрожали руки — вынул белую таблетку.
Минут пять он сидел молча, неподвижно — очень старый, нахохлившийся, даже в этот жаркий день одетый в теплую куртку и поэтому похожий на большую птицу. Потом снова вынул алмаз и положил его на стекло своего рабочего столика.
Очень осторожно, стараясь не волновать старика, я рассказала все. Он слушал, не оборачиваясь. Он смотрел на алмаз.
— Вы можете не сомневаться, — сказал он наконец каким-то странным, приглушенным голосом. — Это настоящий алмаз. В нем не меньше двадцати тысяч каратов. После огранки останется тысяч пятнадцать. Да… “Куллинан”, самый крупный из известных до сих пор алмазов, имеет всего три тысячи каратов. “Эксцельсиор” — около тысячи. “Президент Варгас” и “Джонкер” — по семьсот. Да… Знаменитый алмаз “Орлов” — это меньше двухсот каратов, “Шах” — меньше ста… Ваш камень по сравнению с ними — гигант. Правда, он не абсолютно чист, да, да, но эти черные точки, пожалуй, не портят его. Нет, не портят.
Старик опустил шторы, включил лампу и поднес ее к алмазу. Мгновенно вспыхнули, заискрились бесчисленные алые звездочки. Казалось, внутри алмаза возникло пламя и рванулось, разбрасывая бесчисленные искры… Старый ювелир весь ушел в созерцание камня.
— Великий “Куллинан”, — произнес он после долгого молчания, — оценен в девять миллионов фунтов стерлингов. А этот камень стоит полмиллиарда. Да, полмиллиарда. Впрочем, если не ошибаюсь, на посылке указано пятьдесят рублей? Так вот, настоящая его цена — пятьдесят рублей.
— Почему? — удивилась я.
Старик неторопливо снял пенсне, вытер платком глаза и, хитровато прищурившись, сказал:
— Между прочим, я читал ваш рассказ. Да, читал. Там, в тумбочке, лежит этот журнал. Я думал, что вы ошиблись. Да, я так думал. Но этот… как его… инженер Лоскутов научился получать алмазы. Ваш алмаз — настоящий, но искусственный. Понимаете?
Когда я вышла от ювелира, был вечер. Идти в редакцию уже не имело смысла. Я поехала домой.
Мне казалось, что в такой необыкновенный день все было возможно, и я поэтому не очень удивилась, увидев на лестничной площадке, у дверей своей квартиры, незнакомого человека в белом, тщательно выутюженном шерстяном костюме.
— Вы ко мне? — спросила я.
Он круто обернулся. Лицо его, красное от загара, с широко расставленными глазами и белой полоской шрама над левой бровью, выражало удивление.
— Я хотел видеть товарища Каждана, — сказал он.
Взгляд его остановился на фанерном ящике:
— Что это? Посылка у вас?
— Да, конечно. Моя фамилия — Каждан.
Кажется, он покраснел. Под загаром это было почти не заметно, но я почувствовала по глазам и голосу.
— Простите… — смущенно произнес он. — Каждан — такая фамилия… Я ожидал увидеть убеленного сединами писателя… Выходит, это вы написали рассказ?