Слабое место жесткого диска
Шрифт:
Вот от таких мелодраматических ситуаций жестокому Марееву хотелось плакать, как каннибалу Лектору или крокодилу перед завтраком.
– Как думаешь, чего лучше купить, побольше колбасы и консервы, или просто мяса? – спросил я, прицениваясь к роскошной витрине мясного отдела.
– Сначала обменяй доллары на рубли.
Я рассмеялся, осознав, что действительно держу в руках «зеленые», которые дала мне Наташа в качестве аванса, и напряжение покинуло меня.
– Пойдем, – взяв ее за хрупкую тонкую руку, повел из магазина прочь – обменный пункт
Полчаса спустя все приготовления были завершены. Еще через двадцать минут наша честная компания исследовала мою малопосещаемую дачу, и девочки выслушивали мои торопливые (время поджимало) наставления, объяснения и комментарии.
Расцеловав всех четверых и каждую в отдельности (мне страстно захотелось устроить прямо здесь и сейчас оргию с полным самозабвением, но чувство долга и подбирающейся опасности оказалось сильнее), я отправился домой.
До наступления темноты предстояло еще разобраться с весьма и весьма плодотворной деятельностью Приятеля на дому. Кто знает, каковы будут подсказки бездушной груды металла на сей раз?
Но добраться до дому по-человечески мне, разумеется, не дали!
Сначала запиликал мой сотовый телефон, настойчиво и нагло прерывая дорожные раздумья. Я снизил скорость, и, прижимая его к плечу подбородком, продолжал обеими руками вести машину. Но раздавшийся в телефоне голос, а тем более слова, которые были мне сказаны, заставили меня резко затормозить у обочины и заглушить двигатель.
Потому что слушать их на ходу было чревато в лучшем случае кюветом. А скорее всего – безвинными жертвами.
Судите сами.
– Алло? Это В. Б. Мареев? – спросил девический голос, от которого меня почему-то бросило в дрожь: такими официально-взволнованными голосами говорили представители страховых компаний, медсестры, а также дикторы первого канала, выражающие соболезнование.
– Что случилось? – нервно спросил я, ожидая наихудшего. Родственников у меня осталось маловато, и каждым из них я дорожил… на расстоянии.
– Ваша жена! – страдальчески молвила девица, тем самым повергая меня в неизведанные бездны удивленного ужаса. – Она попала в катастрофу! Все в машине погибли!.. Но ваша жена осталась в живых! Она очень ушиблась!
– Да? – только и смог спросить я, соображая, чего в происходящем больше – девичьего идиотизма или иронии судьбы. Ведь за последние тридцать девять лет моей жизни никакой жены у меня не было…
– Она еще не пришла в себя! Мы нашли у нее карточку с вашими инициалами и этим телефоном! Я вам сразу же позвонила! У нее с собой никаких документов нету! Может, в машине! Но там сейчас милиция! Они разбираются!
– Адрес какой? – судорожно спросил я, немедленно выруливая к обочине, чтобы, в случае чего, развернуться и помчаться к больнице, в которой лежала Валентина Павловна Крупская, в народе больше известная как легендарная «Мадам Наташа».
– Вторая Советская, – скорбно воскликнул голос. – Приезжайте скорее! Она скоро придет в сознание!
– Спасибо, – сказал я.
Разворачиваться не потребовалось,
Больница встретила меня тихим людским ропотом; по коридорам прохаживались больные в пижамах и тому подобных халатиках, а лепечущая что-то невразумительное, маленькая пухленькая медсестра-дежурная вела меня к палате номер шесть, где почивала сном праведницы «моя супруга».
– Авария была на Горького и Рабочей, прямо на углу! – шептала она, постоянно оглядываясь и чудом избегая роковых столкновений с больными и мутно-зелеными стенами. – Машина врезалась прямо в дом, прямо левой стороной! А ваша жена сидела с правой! Она, когда ее нашли, была под телом погибшего спутника, он ее обнимал, – тут медсестра запнулась, сообразив, ЧТО именно говорит мужу и, видимо, чтобы загладить неловкость, густо покраснев, затараторила: – Но вы не подумайте, он, скорее всего, успел ее схватить, когда она падала, когда машина переворачивалась!
– Куда падала? – спросил я.
– На потолок! – удивившись моему идиотскому вопросу, ответила медсестра. – У нее даже ноги были почти что на переднем сиденье, то есть на водителе… мне Аркашенька рассказывал… то есть Аркадий Иванович!.. Вот ее палата.
– Травмы есть? – спросил я, останавливаясь сам и останавливая пытавшуюся открыть дверь девчонку.
– Нет, – заверила она меня. – Травм нет. Просто чудо какое-то! Эти двое – и водитель, и друг – сотрясения, проломы, внутренние кровоизлияния, а она – только ушибы. Результаты флюорографии еще не готовы, но, кажется, она очень легко отделалась. Но сотрясение мозга, скорее всего, есть…
– Спасибо, – ответил я и вошел в палату.
Здесь все было бело, как в сугробе, тихо и тепло; странно спокойно. Даже слишком. Рядом со смятой незастеленной кроватью сидел на стуле красивый мальчик лет двенадцати, держа на коленях пакет с мандаринами.
Искомая неопознанная мадам лежала в своей кроватке, и, кажется, медленно пробуждалась от звука открывшейся двери. Лицо у нее было абсолютно белое. И через тонкую кожу просвечивали тонкие синеватые капилляры. Не отходя от двери, я разглядел даже биение пульса под ее подбородком, на беззащитной тонкой шее.
– Мы должны побыть одни, – сказал я, обернувшись к медсестре. – Пожалуйста.
– Да-да, – разочарованно сказала она и тут же испарилась.
– Парень, – вежливо обратился я к сидящему мальчишке, вынимая русскую сотенную бумажку, которая побольше и покраснее. – Будь так добр, сбегай и купи самую большую коробку конфет, которую только найдешь. И принеси сюда. Пожалуйста.
Парень тоже выглядел разочарованным.
– Ага, – сказал он, откладывая пакет с цитрусовыми куда-то в сторону и принимая из моих рук сотню. Почему-то он бросил косой взгляд на неприбранную постель, но я тактично не стал обращать внимание на скопище простыней и покрывал. Я лишь проводил его взглядом и повернулся к «Наташе».