Слабое место жесткого диска
Шрифт:
Сшибая все на своем пути, отчаянно визжа трущимися об асфальт шинами, водитель успел-таки остановить движение до того, как под колеса попал застывший в оторопи мальчишка лет шести, но скольжение принесло свои результаты – задняя часть машины врезалась в вышеупомянутые мной стропила, ломая деревянные перекладины, словно спички; потерявшие опору стропила начали крениться и падать прямо на машину и стоящих рядом людей, но у последних было явное преимущество – свободные ноги и обзор – они успели вовремя отпрыгнуть.
Ведра с краской и известняковым раствором, а также полупустое корыто с подсыхающим бетоном рухнули прямо вниз, одно из ведер пробило лобовое стекло.
– О, господи, – пробормотала изумленная Валентина, – что там такое?!
– Наших
Квартира моя, тихая, непривычно чистая и отрешенно-пустая, встретила нас совершенно спокойно и безэмоционально, как и положено квартире. Валентина Павловна молчала и думала о своем; совершенно автоматически она приняла от меня ручку и листок, на котором, пока я ставил чай, записала-таки номера «Волги» и «Лендровера».
– Ты знаешь эти машины? – спросил я, внимательно на нее глядя и чувствуя сквозящую в своем взгляде и выражении лица озабоченность.
– Знаю «Лендровер», – сказала она, отвернувшись от меня и продолжая о чем-то скорбно размышлять. – Это машина Хлыща. Он всегда ездит сам, без шофера. Но с ним обычно двое-трое ребят.
– Валентина, очнись, – жестко сказал я, понимая, что ее сомнамбулическое состояние продиктовано усталостью и нервозностью. – Нам нужно поговорить, прежде чем ты ляжешь спать.
– Спать? – спросила она, уставившись на меня с удивлением и непониманием; мысль о сне в таком положении, когда неудавшаяся попытка убийства могла повториться еще раз, и в любой момент нас обоих могли настигнуть злые киллеры, ей, кажется, в голову не приходила.
– Да, спать. Тебе необходимо отдохнуть.
– Ну да, – кивнула она, подумав, и я невольно залюбовался ее усталым изяществом. – Ты прав.
– Тогда садись на диван и рассказывай мне все, чтобы, пока ты спишь, я смог хорошенько обдумать, как нам сейчас действовать.
– Кажется, о пропаже товаров и денег договорились Паша и его друг из Красноярска – Курилов. Они хотели пошатнуть авторитет Огородникова-старшего у остального руководства – Глебова и некоторых других людей, о которых я сама толком ничего не знаю. Далее планировались еще несколько акций того же рода. Но если машины с товаром, скорее всего, осели где-то в Красноярской области, то деньги исчезли сам знаешь, как. Ничего не могу сказать о причастности к убийству Павла Петровича самого Курилова, но, как мне кажется, это не мог быть он.
– Почему?
– Потому что убить в такой ситуации – значит подставиться. Он успел смотаться из города быстрее, чем Папаша принял меры по его задержанию. Конечно, тут же из Красноярска пришли соболезнования, и уже через несколько часов оттуда прилетел официальный представитель Красноярской группировки, от отца Курилова. У них был конфиденциальный разговор, хотя Гановер там присутствовал… До чего они там договорились, я не знаю… Хотя Огородников оттуда вышел багровый, а Гановер и красноярский дипломат – белые. Может, уже развязана война между группировками? Они же друг другу доверять не могут! – В голосе ее яркая досада смешалась с волнением.
– Тебе это не нравится? – отреагировал я.
– Это неэффективно. Европейские формы работы и организации этой работы куда лучше. И пусть никто мне не говорит, что у нас в стране по-другому нельзя – все можно! Я же работала… Ладно, хватит. Ты меня конкретно спроси, чего тебе интересно.
– Как и что ты узнала такого, что тебя решили нейтрализовать?
– Ты представь себе ситуацию. – Она в задумчивости потерла ладонью лоб. – Сейчас подозревают каждого. В любой момент может взорваться
– Какой осведомленности? Откуда она бралась?
– Да у них все собрания, решающие разговоры проводились на моей базе, в помещениях, нередко с девочками. Разумеется, при них они болтали, особенно не стесняясь. А молодые, типа Паши, так и кидали понты: мол, вот какой я крутой. А девочки все это обсуждают. Я запретила им выносить мусор из избы, они строго наказывались за разглашение… но я-то могла спросить в любой момент. И всегда получала правдивый ответ. Да и сам Папаша…
– Сам Папаша? – почему-то удивился я, причем довольно глупо. Разумеется, Огородников пользовался своим положением, чтобы спать с кем ему вздумается и когда захочется из массажного салона; спал он, конечно, и с «Наташей».
– Он мужик самоуверенный, – покачала головой Валентина, вспоминая что-то из своей практики. – На женщин обращает внимание исключительно по определенному поводу. В делах их совершенно не представляет никем, кроме секретарш. Кем, собственно, я и была для него все пять лет. Обыкновенной помощницей. Конечно, с удовольствием выполняющей его прихоти и вполне естественные требования. А разомлевший мужик на любые откровения способен… Тем более мужик самоуверенный.
Он и представить себе не мог, что я веду почти дневниковые записи всех его высказываний и сравниваю, выискиваю, догадываюсь. И складываю все его намеки в единое целое. Работа была, что надо. Для меня это стало вроде как головоломкой, кроссвордом, который отгадывался по частям. Особенно помогали некоторые упившиеся до полной порнухи свиньи – из его охраны, просто «гости». Наконец, дошло до того, что они намеками общались в бане, пока девушки хлестали им спины, а я просто слушала и все понимала – и недосказанности, и иносказания, потому что знала реальные дела и людей, которые за всем этим стоят. И тогда я поняла, что пришла пора собрать действующий материал. Это было в несколько раз посложнее, но… Ты даже не представляешь, Валерий Борисович, – усмехнулась она, – как бывают неосторожны сильные мира сего, когда ожидают опасности и конкуренции с одной стороны, а о другой совсем не думают. Я исправно выполняла свою работу и одновременно фотографировала, снимала, записывала. Техники у нас в Доме хватало – некоторые клиенты любили повеселее и занимались совершенно киношными делами. От одного ретивого кинооператора я даже научилась со всем этим обращаться. Вот и пользовалась. У меня в архиве, который умещается в одном дипломате, почти двадцать видеокассет малого формата, на которых очень разные и интересные вещи… Там, кстати, есть и про областное руководство, и про почетных гостей области. Но это уже неважно… Ты просто прими как данность, что в результате всех моих «исследований» на пятый год работы с Огородниковым у меня было достаточно документально подтвержденного компромата на всю компанию.
– А ты не на ФСБ, часом, работаешь? – спросил я, не совсем шутя, потому что собрать такую «коллекцию» было делом нешуточным даже для опытного человека. Мужчины. Но вот женщины, Мадам…
– Я подумывала о том, чтобы продать документацию и обеспечить себе жизненный покой и достаток на всю оставшуюся старость, – улыбнулась Валентина. – Но к одним людям в искусстве, преступности и политике всегда клеятся другие, и это бесконечная цепочка. Одних посадят, а другие отомстят, и старость моя продлится недолго. Кроме того, – что самое главное, – я собирала эти документы не для нападения и даже не для шантажа. А просто ради самозащиты. Чтобы в трудный момент рассчитывать на защиту сильных мира сего… или от них.