Слабость Виктории Бергман (сборник)
Шрифт:
– Ну… тут есть один новый художественный проект. Новый контакт.
Жанетт заинтересовалась. Неужели дело наконец сдвинулось с мертвой точки? – Что? Расскажи.
– Подожди… – Он отпил еще глоток пива. – Я только отправлю сообщение.
Снова молчание. Она заметила, что Оке бледнеет на глазах. Он отложил телефон на стол, прикрыл рот рукой и рыгнул. Глаза у него блестели. – У тебя нет самарина? [50] – Изжога?
– Ну, после чили требуется что-нибудь осн'oвное. – Он попробовал улыбнуться, но у него не получилось.
50
Самарин – природное
– К сожалению, нет, – сказала Жанетт. – Но можно спросить у персонала. В крайнем случае тебе, наверное, могут принести ложку соды.
Она намеревалась пошутить, но он явно этого не уловил. – Наплевать, я пойду в туалет. Ты пока расплатись, чтобы мы смогли сразу уйти.
Он встал и скрылся в туалете. Жанетт знала, что он просидит там довольно долго, а потом предложит ехать домой на такси. Она заплатила за еду и стала ждать.
Новый художественный проект, думала она. Интересно, что за контакт у него появился?
Минут через двадцать он вернулся к столику, с покрасневшими от слез глазами и с жалким выражением лица. Взял со стула куртку, даже не присев.
– Ты расплатилась?
– Конечно. Как ты себя чувствуешь?
Он, не отвечая, стал натягивать куртку.
– Ты вызвала такси?
– Нет, я подумала, что мы могли бы поехать на метро.
– Забудь. Мне надо домой, как можно скорее. У меня что-то с животом.
“Кома чили” поставила на вечере точку.
Выйдя из ресторана, Жанетт снова спросила о художественном проекте. Оке ответил уклончиво, пробормотав, что из этого, наверное, ничего не получится.
– Ты говорил, что очень устал сегодня. – Жанетт остановила такси, и оно подъехало к тротуару. – Ты рисовал?
Он вздохнул. Казалось, его сейчас стошнит. Четыре больших бокала пива за час, подумала Жанетт. И еще эта еда. Не хватает только, чтобы его вырвало в такси.
– Нет, – в конце концов ответил он. – Я откопал кое-какие старые вещицы и собираюсь довести их до ума.
Шофер такси деликатно погудел, напоминая им, что таксометр включен.
– Ну что ж, хорошо… – Жанетт помнила случаи, когда Оке собирался довести старые картины до ума. Это всегда кончалось тем, что он решал, будто они стали хуже, или просто уничтожал их. – Гамла Эншеде. Сколько вы возьмете? – спросил Оке, открывая дверцу машины.
– Я работаю по таксометру, – ответил шофер. – Выйдет две-три сотни.
Жанетт села на переднее сиденье. Она понимала, что вечер выльется ей в кругленькую сумму. “И чего ради?” – подумала она, когда Оке плюхнулся на заднее сиденье.
– Вы ведь знаете дорогу? Когда будем подъезжать, я покажу, куда дальше, – обратилась она к шоферу.
Он посмотрел на нее, наморщив лоб:
– Мне кажется, мы где-то встречались.
Жанетт обладала хорошей памятью на лица и через несколько секунд сообразила, откуда его знает. Лицо принадлежало ее однокласснику. Глаза почти не изменились, рот в целом сохранил очертания, но губы уже не такие пухлые. Казалось, будто перед ней лицо
– Господи… Магнус? Это ты?
Он рассмеялся в ответ и провел рукой по почти лысой голове, словно желая скрыть следы возраста. Жанетт помнила, что у него были длинные вьющиеся волосы, причем рыжевато-каштановые. Теперь же то немногое, что от них осталось, было в лучшем случае мышиного цвета.
– Неттан?
Она кивнула. Давненько ее никто так не называл.
– Ради старой дружбы возьму сто пятьдесят, – сказал он, выключая таксометр. Потом улыбнулся ей и выехал на улицу.
Ради старой дружбы, подумала она. Он считался у них в классе главным хулиганом и однажды побил ее. На уроке физкультуры, в седьмом классе. Он был из тех, кого вообще-то следовало избегать, а Жанетт не стала.
Посмотрев на него, она поняла, что он думает о том же самом. – Ну… – заговорил он, когда они вывернули на Кольцевую дорогу, – что ты поделываешь?
– Работаю в полиции.
– Вот черт, может, лучше снова включить эту штуку? – засмеялся он, постучав по таксометру.
– Не волнуйся.
Они остановились перед светофором. Магнус протянул руку назад и поздоровался с Оке, которому, казалось, стало уже совсем плохо.
– Вы женаты? – Вопрос был адресован им обоим, но Оке отвернулся и скрючился на заднем сиденье.
– Да, – ответила Жанетт. Зажегся зеленый, и машина двинулась дальше. – А ты?
– Холостяк. Вожу такси… – Он повернул на мост. – Должен сказать, меня не удивляет, что ты стала полицейским.
– Это почему же?
– Это совершенно естественно. – Он посмотрел на нее многозначительно. – Ты уже тогда была полицейским нашего класса. С собственным мнением по любому поводу. Оглядываясь сейчас назад, я считаю, что ты была довольно крутой.
Крутой? Жанетт даже не могла сосчитать, сколько раз плакала в детстве. Школа, в которую они ходили, приютила многих любителей поиздеваться, он был одним из них, и хоть сама она разбиралась с ними довольно успешно, мысль о том, что пришлось пережить некоторым другим, причиняла боль.
– Я хочу сказать, – продолжил он, – кое-кто из нас ведь поступал довольно гадко. Помнишь того парня с очками? И молчаливую девчонку?
– Конечно. Фредрик и Анн-Кристин.
Она помнила их более чем хорошо.
– Именно. Мы делали им всякие пакости, а ты нам чертовски мешала. Все время нас доставала… Еще б ты не стала полицейским! Твой папаша ведь тоже служил в полиции? – Он снова рассмеялся.
– Ты едешь слишком быстро, – заметила Жанетт с непроницаемым видом.
Он сбавил скорость, и улыбка сошла с его лица.
– Извините. Я немного отвлекся.
Жанетт подумала обо всех тех эпизодах, когда ей приходилось вмешиваться. Тогда они только потешались над ней, говорили гадости.
Теперь же он сразу подчинился.
Остаток вечера Оке провел, бегая между постелью и туалетом. Около полуночи он, похоже, уснул. Жанетт сидела в кресле, в гостиной, и смотрела плохой фильм про американских полицейских, охотившихся за террористами. Ей стало очень скучно, и она открыла бутылку вина.