Слабые женские руки
Шрифт:
Что ж, возможно, именно так оно все и было на самом деле.
— Что же касается Хартли, то тут мне, конечно, просто повезло. Когда он рассказал Свенсону, что произошло, босс рассердился и накричал на него. А надо сказать, в тот вечер Свенсон сильно перебрал. Когда Хартли ушел, он продолжал ругаться и даже пожелал ему сдохнуть. Смайнофф услышал это и решил, что представился случай показать себя в лучшем виде. Рано утром, еще до прихода секретарши, он отправился к Хартли в контору и прикончил его…
— Я видел Свенсона и Хартли вчера вечером, — заметил я. — Они были в компании одной женщины, миссис Уайтон. Какую роль сыграла она во всей этой истории?
— Свенсона всегда отличала большая осторожность. Он был знаком с массой людей и попросил одного из своих друзей, приятеля миссис Уайтон, пригласить ее. Ему хотелось узнать, что именно она вам рассказала.
— И он узнал?
— Ну конечно! Миссис Уайтон не отличается особенной сдержанностью, особенно когда выпьет. А Свенсон все сделал для того, чтобы она как следует нализалась.
— Все понятно.
— Я к тому времени уже рассказала ему о нашей встрече в отеле «Майами». И с учетом того, что сообщила миссис Уайтон, он мог чувствовать себя в полной безопасности.
— А тут Смайнофф пришел и все испортил…
— Вы совершенно правы, сеньор…
Изабелла растянулась на диване, на ее лице читалось полное удовлетворение и безмятежность, но чувствовалось, что душа ее полна глубокой печали. Задерживаться мне здесь больше не было никакой необходимости. Я встал и сказал:
— И все-таки нужно было бы найти какой-нибудь предлог, чтобы упрятать вас в тюрьму!
Девушка улыбнулась, спустила ноги на ковер и тоже поднялась.
— Если вы найдете вдруг такой предлог, сеньор, то мне очень бы хотелось с ним ознакомиться!
— Вы очень странная и опасная девушка, Изабелла Мартинец! Она гордо вскинула голову и поправила меня:
— Моралес! Хуанита была моей младшей сестрой! Меня словно оглушило. Я посмотрел на второй наполненный джином бокал, до которого никто не дотрагивался. По моему взгляду Изабелла поняла.
— Ну конечно, — прошептала она. — Мы, мексиканцы, всегда ставим прибор для тех, кого любили при жизни!