Сладкая игра

ЗАК

Выключил одну из восьми игр летней лиги NBA. Сегодня первый день сезона. Chicago Bulls разгромил Toronto Raptors, обогнав на девять очков. Должен радоваться за победу местной команды, но продолжаю листать составы клубов.

До осени решится, отберут меня в одну из тридцати команд баскетбольной ассоциации, или могу распрощаться со спортом. Этот долбанный поворот судьбы доконает. Хочется каждый день смотреть в список топ-пятьдесят

— Ай!

Кошка Кайла вновь атакует ноги, а брать на руки грозное существо по имени Пушинка себе дороже. Мощный форвард поднимает рыжую, как и он сам, кошку, покачивая, словно ребенка. Боже…и этому человеку я доверяю сбрасывать мяч и играть в защите?

Из душа выходит Джонатан, форвард второй связки. Он уступает Кайлу в бросках, но точно не в физической силе. Все еще не понимаю, что сосед забыл в баскетболе, американский футбол принял бы Джо куда радушнее.

В этом году мы трое окончили Чикагский университет, корочка и тому подобное лежат в ящике стола. Несмотря на это, управление разрешает оставаться в общежитии. Игры продолжаются вне зависимости от каникул, и до осени мой состав ведет команду Пум.

Мы с парнями живем на территории университета на юге города. Университетская квартира со свежим ремонтом на шестерых с двумя парнями на комнату, обжита мной, Кайлом и Джо. Для спортсменов всегда есть послабления, бонусы, особенно для чемпионов, так что по в сравнении с другими, у нас хоромы.

Я сам из Чикаго, у семьи частный дом в получасе от центра, но добираться от него каждый день на тренировки пугающая перспектива. Лучше в общежитии, в трех минутах от зала, а теперь и уличной площадки. В начале июля градус Чикаго не опускался ниже двадцати.

Проверяю время.

— Мне пора. — выхожу из гостиной, а после кричу у двери, надевая кроссовки — И Джо, ради Бога, убирай волосы своих девчонок из слива. Я почти шерсть Пушинки полюбил после этих видов.

Друг не возмущается, лишь смеется, тряся головой, будто стрижка под ноль пять нуждается в сушке.

— Эй, Зак! — окликает Кайл.

Рыжий бросает забытые ключи от машины, легко ловлю.

В пять вечера солнце не так печет кожу, как утром. Тони и Дилан подкалывают, что скоро нас можно будет называть темнокожими.

Автомобиль припаркован за оградой, идти дольше, чем до площадки. Черная ауди одна из девяти машин на огромной парковке. Студентам позволено оставаться в общежитии на лето, но все же большинство уезжает.

Путь от университета до дома занимается сорок минут. Сегодня среда, попадаю в час пик, к счастью, до частного сектора есть возможность срезать по магистрали.

Оукли-авеню встречает идеальными газонами, вторыми машинами S-класса, не поместившимися в гаражи. Останавливаюсь у белого дома с коричневой крышей, столбами крыльца, карнизом. Приходится оставить автомобиль у дороги. В гараже машина папы, уехавшего в Хьюстон, на подъезде — мамина. Привычно прохожу по названной мной “ковровой дорожке”. Крупные плиты окружены растениями, альпийскими горками и прочим ландшафтным декором. Уверен, у родителей уходит больше тысячи в месяц для поддержания имиджа перед соседями.

Когда захожу, недоуменно замираю от тишины. Не сразу ко мне подходит мама. Она только закончила телефонный звонок, а теперь обнимает, сдавливая ребра, прижимается ко мне. Мама маленькая, метр шестьдесят пять, выше ее на полторы головы. Она обновила цвет волос до золотого, под глазами круги. Наверняка с очередной операции. Кейтлин Фелтон лучший хирург Чикаго, если не Иллинойса. Ее зовут в безнадежных ситуациях, либо приглашают те, кто настаивает. С такой информацией не остается вопросов о трех машинах и элитном доме. Не надо списывать и архитектора отца со счетов, во всех смыслах.

Расслабляюсь, когда слышу Элли.

— Он тебе понравится, Рина!

Пятилетняя сестра сбегает по лестнице.

— Элли, я все прекрасно понимаю, но не думаю, что твоему брату понравятся лишние синяки. Замедлись, пожалуйста.

И Элли слушается. Она, черт побери, кого-то слушается?!

Вопрос возникает явно из-за родителей. Они завели младшего ребенка уже в возрасте за сорок, не могут уделять Элли достаточно внимания, поэтому во время без нянь балют и поощряют. Как и я. Толком не жил с Элли под одной крышей. Когда она родилась, я уже разъезжал по спортивным лагерям, а затем с концами перебрался в кампус.

Мама отходит на кухню, принимая очередной звонок.

Девушка, говорящая с Элли, как со взрослой, спускается следом. На ней джинсовый комбинезон, который первым делом сравниваю с рабочим. Широкие лямки, передний карман, низ обрезан шортами, под джинсой майка.

Светло-русые волосы убраны в косу, которая давно растрепалась. Так называемая сестренкой Рина заправляет прядь за ухо, от этого небрежность не исчезает. Девушка выглядит слишком хрупкой, слишком собранной, слишком детской, слишком светлой…кто это?

— Зак!

Элли бросается ко мне, подхватываю. Терплю, когда меня пытаются задушить детские ручки. Она не дает вставить и слова. Начинает рассказывать, что узнала о гладиолусах, поднимает большой палец вверх, потом смешно изгибает руку книзу.

— Гладиаторы, Элли, а не гладиолусы. Гладиолусы — цветок, он есть у вас в саду. — Рина улыбается так, как улыбаются только детям — А все началось с того, что я рассыпала хлопья.

— Да! Но Рина отказалась резать щетку, чтобы сделать шлем!

— Стой. Как мог начаться разговор из-за щетки? — сел на корточки — А, козявка? — легонько тяну Элли за нос.

— Рина! На помощь!

Они обе смеются.

— Элли, расскажи Заку, а я поеду домой. Хорошо?

Сестренка мигом поникла.

Мама выходит к нам.

— Спасибо, Сабрина. Тогда до субботы.

— Буду в девять, Кейтлин. — присаживается к Элли — Обещай, что я приду, а ты мне расскажешь, что случилось с котенком Томом. Мне жутко интересно, ты же знаешь. Договорились?