Сладкая мука любви
Шрифт:
Нет, отец в этом деле не помощник и не советчик. Остается единственный выход, тоже не самый лучший: вернуться в Филадельфию, к тетушке Лоретте. Возможно, она будет даже рада неожиданной возможности обзавестись внуком, а если нет, все равно она добра и что-нибудь посоветует. Когда ребенок родится, они могут, например, вместе перебраться в Европу…
Но ведь это означает навсегда покинуть Монтану!
Слезы навернулись Эмме на глаза, и она поспешно сморгнула их, думая: как же это случилось? Как могло это случиться?
Двух ночей любви оказалось достаточно, чтобы возникла новая жизнь. Как бы там ни было, то было дитя любви, прекрасной и неистовой, пусть даже любовь эта длилась всего несколько часов.
Эмма сожалела о том, что природа расставила ей ловушку, но не о наслаждении, которое разделила с Такером. Именно поэтому она так искала единственно правильные слова, боясь все испортить.
– Что случилось? – между тем спросил Такер, не отрывая от Эммы чересчур проницательного взгляда. – Должно быть, что-то очень важное, раз уж ты снизошла до разговора со мной.
– Я…
Но она так и не сумела произнести ничего больше. Эмма смотрела в синие глаза, давно уже близкие и любимые, чувствуя, как ее переполняют противоречивые чувства. Этот человек был ей слишком дорог, чтобы насильно тащить его к алтарю, тем более после того, как на ее глазах повенчали Шорти и Абигайль, – повенчали в любви и согласии. Перед теми двумя лежало будущее, которому можно было лишь позавидовать. Что за будущее ожидало ее, если Такер решится связать с ней жизнь ради ребенка, чтобы, как говорилось, «прикрыть грех»? Жизнь, полная горечи, сожалений и, наконец, полного отчуждения. И все та же вражда между их отцами, усугубленная новой ненавистью.
– Я только хотела сказать, что собираюсь последовать твоему совету. Помнишь, в день выстрела ты дал мне добрый совет?
– Насчет возвращения в Филадельфию? – уточнил Такер, сузив глаза.
Эмма кивнула.
– Это невозможно!
– Не только возможно, но и разумно. И потом, ты не можешь мне приказывать.
Такер стиснул зубы, чтобы не наговорить резкостей. В конечном счете Эмма была права: у него нет права запрещать ей что-либо.
Однако он попросту не мог представить себе будущего без нее. Никогда больше ее не видеть, не прикоснуться к ней, не перекинуться словом!
– Что, решила все-таки сбежать? – спросил он намеренно грубо. – Помнится, кто-то строил из себя героиню. Куда все делось?
– Это здесь совершенно ни при чем. Такер, я не понимаю тебя. Разве ты не желал избавить от меня Уиспер-Вэлли?
– А как же твой отец? Он вроде не мог без тебя обойтись и все такое.
– Думаю, он справится.
Она сказала это, не поднимая взгляда. Голос ее звучал уныло даже для собственного слуха.
– Эмма! – резко окликнул Такер.
Девушка вздрогнула и подняла голову. Он стоял очень близко, и солнечные лучи золотили его волосы, касались любимых губ, сжатых в твердую линию.
– Ты не уйдешь отсюда, пока честно не признаешься, в чем дело?
Такеру хотелось покончить с разговором и вместо этого схватить Эмму в объятия. Она была необычно бледна, но тем ярче сияли ее синие глаза. Да и вся она как будто светилась неземной прелестью. Но то было обманчивое впечатление. Она была в высшей степени земной – настоящей женщиной, пылкой и нежной.
Она снилась ему каждую ночь в каких-то бессвязных, безумных снах. Порой в этих снах они вновь занимались любовью, и на другой день Такер не мог думать ни о чем ином. Это мучило его, мешало жить обыденной жизнью, к которой он привык, поэтому он пытался уговорить себя, убедить, что в любом случае у них бы ничего не получилось, так нечего и мечтать о несбыточном. Порой это помогало. В конце концов, он ведь любил свою свободу, верно? Однако поездки в город утратили былую притягательность и не шли теперь дальше карточной игры. Ни одна из обитательниц «Иезавели» не могла похвастаться, что Такер провел у нее ночь. Он желал недоступную женщину, и чем дальше, тем сильнее.
И вот он снова видит Эмму. Что-то изменилось с их последней встречи. Жесты ее были отрывисты, нервны, словно что-то ее снедало. Такер очень хотел бы знать, что именно. Возможно, она была сыта по горло атмосферой, царящей на ранчо Маллоев. Все эти патрули и тому подобное…
– Что заставляет тебя спасаться бегством? – сделал он еще одну попытку.
– Что? Скорее кто. Возможно, я хочу быть подальше от тебя.
Это вырвалось само собой, поскольку как раз в этот момент дурнота усилилась настолько, что Эмма чуть было не сползла с валуна, на котором сидела.
– Да что, черт возьми, происходит?
– Мне пора, – только и ответила она, заставляя себя подняться.
– Сначала давай разберемся.
– Лучше не спрашивай, Такер, – едва слышно произнесла девушка, ненадолго теряя волю к борьбе, – не спрашивай, а то пожалеешь…
Это ненадолго сбило его с толку. Справившись с удивлением, он взял Эмму за обе руки и потянул к себе.
– Предупреждаю, если ты и дальше будешь играть в эти игры…
– Ради Бога, перестань угрожать! – взмолилась девушка. – Скажи лучше, как тебе показалось венчание.
– Что? – спросил Такер, снова сбитый с толку, на этот раз внезапной переменой темы. – Было неплохо… для тех, кто любит венчания.
– Но ты согласен, что Шорти и Абигайль выглядели счастливыми?
– Какое отношение это имеет к твоему бегству?
Это как нельзя лучше подтверждало подозрения Эммы. Такера нимало не интересовали как венчание и брачный обет, так и семейная жизнь вообще. Эмма уныло поздравила себя с тем, что догадалась начать издалека. Но может быть, все-таки признаться? Трудно сказать, на что бы она решилась, если бы рядом не прозвучал грубый, чрезмерно громкий и скрипучий голос – голос Джеда Гарретсона:
– Тебе бы лучше вернуться к остальным, парень. Только что явился шериф Гилл, так что конец одному празднику, зато начинается другой. Идем, тебе понравится.
Лицо Джеда прямо-таки сияло. На нем читалось злобное удовлетворение, и это заставило Эмму затрепетать от ужасного предчувствия. Неужели?..
Даже мысленно девушка не в силах была закончить фразу. Украдкой взглянув на Такера, она заметила, что в отличие от отца он не обрадовался.
– О чем речь? – спросил он отрывисто.
Джед не ответил – он пристально разглядывал Эмму.