Сладкая отрава (сборник)

Эксбрайя Шарль

Марианна, казалось, совершенно позабыла о своем недавнем смятении. Я тоже о нем не напоминал, чтобы ее не разволновать, но ощущение счастья ушло безвозвратно. Марианна была девушкой-убийцей, которую разыскивали во Франции.

Но я-то видел в ней совсем другое существо, не имевшее никакого отношения к убийце из Сен-Жермена. А теперь шок соединил оба этих существа в одно. Правда, на очень короткое время, но раз уж так случилось, вполне возможно, что все повторится опять.

Мы накупили кучу продуктов и, нагрузившись,

как ишаки, отправились домой. Темнело, ведь вышли мы уже когда день клонился к вечеру. Сухая растительность сделалась желтовато-зеленого цвета. Интересный колорит, но я его не „чувствовал“, как художник. Меня даже немного раздражал этот цвет.

Мы двигались вперед, и тут я увидел двух карабинеров, возвращающихся с обхода.

— Скорей, сюда! — шепнул я Марианне.

Рядом у дороги рос колючий кустарник. Мы присели, спрятавшись за ним.

И замерли, не двигаясь, даже не глядя друг на друга, пока полицейские проходили мимо.

— Пошли!

Она поднялась, взяла свою сетку с фруктами. Вид у нее был довольно озадаченный.

— Даниель! — вдруг сказала Марианна, остановившись поперек дороги, — я вижу, ты что-то от меня скрываешь…

— Какая ерунда!

— К сожалению, нет… Разве можно поверить, что ты прячешься от первого встречного жандарма только потому, что занимался во Франции политикой?

— Именно так!

— Нет. Я тебе не верю. Если бы твое присутствие в этой стране было бы нежелательным, тебе бы просто визы не выдали!

Женская логика взяла верх. Мне стало не по себе.

— И потом, — продолжала она, — перед тем, как съездить во Францию, ты же не боялся полицейских. Даже выпивал с ними в „Каса Патриота“!

Этот последний довод убил всякое желание спорить. Виноград и персики полетели в пыль, а ее руки вцепились мне в свитер.

— Это из-за меня, я чувствую!

— Ненормальная!

Я сказал просто так, но она опустила голову.

— Может, и так…

— Ну, послушай, Марианна, я же пошутил…

— Нет. Я много думала о себе. Потерять память от какого-то там ерундового шока можно, только если мозги и так не очень-то крепкие.

— Какое это имеет отношение! Просто случился необъяснимый феномен…

— Во всяком случае, ты не ответил на мой вопрос: ведь это из-за меня нужно прятаться?

Я настолько растерялся, что чуть было все ей не рассказал. Сначала хотел выплеснуть правду ей в лицо, как ведро грязной воды. Но потом все же успокоился. Нет, нельзя так с ней поступить. Надо было обмануть Марианну во что бы то ни стало.

— Ладно, скажу тебе правду.

— Скажи!

— Когда я возвращался, случайно в окрестностях Джероны задавил человека. Одного старика… Он улицу переходил. Я подумал, что меня арестуют и…

Она покачала головой. Ну и положеньице! Я лопотал нечто нечленораздельное, чтобы избавить ее от правды, а она, убийца, важно и уверенно, с упорством, достойным старого полицейского служаки, задавала вопросы.

— За несчастный случай не могут арестовать. По крайней мере, надолго. Ты лжешь!

Скулы ее покраснели, а глаза уставились в одну точку. Пальцы все цеплялись за мой свитер, и я чувствовал, как ее ногти впиваются мне в грудь.

— Я хочу правды, Даниель. Если ты меня любишь, то все скажешь. Отвечай, что ты узнал обо мне?

— Что бы я мог узнать о тебе такого, чего нельзя говорить?

Возражение задело ее за живое. Руки, как плети, упали вниз, на юбку.

— Правда… Если только… Скажи, Даниель, я была замужем, да? Меня ищет муж?

— Нет.

— Я что-то сделала плохое… раньше?

Я больше не мог. Настоящий допрос с пристрастием.

— Да нет же! Как бы я мог об этом узнать?

— Я думала… Это видение… сегодня днем… Кровь… Как ты думаешь, может, я видела все это раньше и…

— Прекрати себя терзать, а то и впрямь станешь сумасшедшей, милая моя. Раз уж так хочешь, слушай: меня ищет французская полиция.

— А что ты наделал?

— Меня обвиняют в мошенничестве.

— Врешь, ты же честный человек! Никогда не смог бы причинить кому-то вред.

— Когда-то шутки ради я сделал копию с Матисса. А потом ко мне в мастерскую пришел один любитель живописи, заметил картину, и я ему сказал, что она подлинная. Он захотел ее купить. А мне как раз надоело все время подыхать от голода. Я ухватился за эту возможность. Он дал много денег, и я смог приехать в Испанию. А когда ездил во Францию, там прочитал в газетах, что меня разыскивают за подлог и мошенничество. И сразу вернулся сюда. Понимаешь, не для того, чтобы сбежать от правосудия, а только из-за тебя, боясь тебя потерять!

Я глядел на нее. Не знал, поверит ли она на этот раз, но на всякий случай выложился весь, говорил так проникновенно, что даже сам разволновался. Признание в нечестности влекло за собой комплекс вины. Она поверила. Лицо ее стало напряженным, строгим.

— Ты сделал это?

— Да, но…

— Ты, художник, воспользовался своим талантом, чтобы вымогать деньги!

— Послушай, Марианна!

— Вор!

Даже если бы в меня ударила молния, и я не был бы так оглушен. Она! Она оскорбляла меня, обливала презрением!

— Марианна!

— Обманщик!

— Послушай!

— Три раза подряд соврал. Конечно, я не поверила… Господи Боже мой!

Марианна кинулась на каменистую дорогу. Она всхлипывала, а у меня не было сил ее утешить. Теперь обелить меня в ее глазах могла только правда, правда о ней самой. И как раз эту-то правду я не имел права говорить!

Я решил дождаться, пока она сама успокоится. И в конце концов Марианна пришла в себя.

— Ну все, отревелась? — сухо спросил я.

Она кивнула.