Сладкая жизнь

Нина Горланова

Сладкая жизнь

Нина Горланова - живет и работает в Перми. Публиковалась в журналах "Новый мир", "Знамя" и многих других. Автор четырех книг прозы. Постоянный автор журнала "Урал". С недавнего времени пишет также в соавторстве с писателем Вячеславом Букуром.

Даже очень сладкая: у нас в кондитерском цехе шоколад льется рекой... плывешь по проходу среди разноцветных запахов эссенций. Женщины все в белых халатах, и под ними все сладко так ходуном ходит, представляете? Знаете, почему они такие упругие? Орехами питаются: грецкими, фундуком, миндалем, прямо как в каком-то гареме.

В Пермь-граде наступили белые ночи, и я размечтался...

Мужские мечты в тридцать лет известно какие, потому что идут от гормонов (поручик, о чем вы думаете, глядя на заходящее солнце?). Половая проблема - моей жизни эмблема, как любит повторять Толик. Тогда, в 1980 году, соседи мои по коммуналке уехали в отпуск, и, ложась спать, я представлял: звонок в дверь, открываю, стоит она, вокруг коленей вьется нечто легкое, что для нас не преграда!

Двадцать восьмого июня лежу, чуть ли не бормочу: звонок, колени... И уже в шалаше, как говорят у нас в цехе мужики (простыня натянулась). Эрекция... В самом деле - звонок! Так всегда: начнешь мечтать - Панфиловна приходит, с первого этажа. Ревнует своего мужа, ищет по соседям. Но она же знает, что Гильмутдиновы мои уехали в отпуск да и вольности никакой со стороны Раи быть не может, что вы! Она мужу шнурки по утрам завязывает.

Открываю дверь, и... вместо высматривающей Панфиловны - такое сияние!

Полуобнаженка! Она стояла в комбинации, синей, которая так облепила все... Ко мне это не может иметь никакого отношения! Наверное, другой сосед, Октавий Иваныч из двадцать девятой квартиры, жену отправил на дачу, а сам эту комбинашку привел. Ну и тут его жена, как спецназ, нагрянула!

– Так, милая, любишь кататься, люби и саночки ...
– сказал я.

– Что?
– спросила она (ведь услышала нечто вроде: "Юбишь касаться юби...").

Это у меня от покойницы мамы. Когда она говорила, что ее зовут Аиса, никто не мог понять: Лариса или Раиса.

Три фактора мне нравились в ночной женщине: красивая, полудоступная и какой-то дымок мечты. Это дымились, поднимаясь из тайных ложбин, духи. Нет, четыре фактора!

Четвертый: Октавию Ивановичу ТАКИЕ могут только сниться. К нему приходят другие. Я не могу о женщинах плохо говорить. Другие, и все. Нет, не выгнанная это любовница соседа, потому что... они, прелестницы, когда испуганы, перестают дымиться и излучать, а только направлены внутрь себя. Да и прекратил временно Октавий прием. Теперь прибегает каждый день со стоном: "Алсу, Алсу! Из-за тебя мне... из-за тебя я..." А не нужно чужую жену на глазах у мужа на стол почти валить. Прямо в цехе! Выпивали перед праздником, Алсу рядом с Октавием сидела, он и разошелся... Витя, муж Алсу, сказал: "Ты что делаешь! В цехе у нас столько тяжелых предметов, или шоколад горячий может внезапно пролиться..." Октавий вот уже два месяца трепыхается, оглядывается вокруг! А еще мастер! Говорят же: рыба благоухает с головы...

И вдруг лампочка на площадке стала темным светом гореть. Я понял, что внизу у этой курвы (хоть и не могу о женщинах плохо, но если она курва) есть странные товарищи. Ждут какого-нибудь вопля: "Насилуют!" или "Помогите!"

Так вот оно что! Ну, на девяносто процентов я вас уже переиграл: догадался, а вы не догадались, что я догадался... На что они рассчитывают, почему? Потому что у них раньше так получалось.

– Старая рубашка у вас найдется?
– спросила полуобнаженка.
– Мне тут нужно кое-что прикрыть, - (И она показала поглаживанием по всем местам, что ей нужно прикрыть).
– Рубашку я верну, обязательно!

А теперь внимание: вот она тут стоит напротив, одной рукой трогает себя в разные места, а другой дверь уже крепко держит.

– Да для вас - что угодно!
– закричал я пылающим шепотом и быстро начал водить глазами, как будто со смыслом.
– У меня тут сестра в гости приехала.
– (А на самом деле только чемоданы начинает собирать, какой я был дурак недовольный, что она написала: приеду, брат, погостить, соскучилась).
– Сейчас на цыпочках рубашечку вынесу. Самую новую! А когда сестра уедет, вы рубашку мне вернете, и тогда мы встретимся, ох и встретимся!

Я сначала как бы нежно отцеплял от двери ее красивую лапку, но она не давалась, и уже просто сбил ее. Резко захлопнул дверь. Теперь закричись: "Насилуют!" Кто тебе и в чем сейчас поверит. Я сразу кинулся отмывать дверь, чтобы не было отпечатков пальцев, если милиция приедет. Они же могут назло: не удалось тебя обчистить, так ментов на тебя напустим! Но нет... я же сказал, что у меня сестра, не поняли, что ли.

Ну, сеструха, спасибо, что ты есть на свете. Когда мы росли, у нас была семейная дедовщина: она как старшая все заставляла за нее делать по дому (сестровщина, точнее сказать). Однако пригодилась мне сейчас, ох как пригодилась!

Побежал к шторе, смотрю в щель. Со второго этажа в белую ночь все можно разглядеть. Вот они выходят, раз, два...четыре, пятая она! И уже в халате. Но от волнения вижу все их лица как блины, смазано как-то все. Однако! Движения не такие чтобы сказать злые, значит, не расстроились, что сорвалось. Даже похожи на моих мужиков в бригаде, у которых что-то не заладилось с конвейером, но сейчас придет мастер и подтолкнет их и конфеты на конвейере в нужном направлении...

Как я размагничен этой ночью: сравнил воровство и производство!

Только начал себя хвалить (ох и умен же ты и быстр, Евгений Тарасов! Тарасову - семнадцать Героев Советского Союза!), как пришлось увидеть под шторой на стене паука. Он залез внутрь таракана - поедал его, и так его растопырил изнутри, что таракан стал как бабочка. Вы что, у мира людей так научились? Мир этот хитрый, но и я ведь не промах, хитрющий, умнющий, здоровущий.

Перекошенная гроза пронеслась, ливень с присвистом... Ведь только что была хорошая погода!

А у Толи вообще нечего было взять, но унесли все: ковер (память о родителях), цветной телевизор и семьсот рублей, спрятанные в романе Пикуля "Крейсера". Толя - интеллигент, в кроссворде все слова знает, потому что грузчиком в книжном магазине работает. Работал тогда. Я сказал:

– Зачем тебе такое многокнижие? Оно тебе все равно не помогло.

А у Толи есть такой жест: как расстроится, сразу покупает "огнетушитель" портвейна и слоновьими глотками его... Сквозь портвейн он мне разумно говорит:

– Хорошо, что книги все нельзя унести.

Раньше Толя наливал себе и мне с горкой и произносил: "Чтоб жизнь всего нам давала с горкой!" А не надо было говорить всего. Вот и получили мешок приключений...

И вдруг он как закашлял, разбрызгивая все самое хорошее из того, что можно было тогда купить и выпить: