Сладкие песни сирен
Шрифт:
Надо ли перечислять продукты, которые выдавались в том буфете для лечебного питания заслуженных граждан города Н.? Может, и надо, но, составив короткий список, мы поняли, что многое знаем лишь по наименованию, а кое-что - всякие там балычки, паштетики и нежнейшие сосисочки, стоящие в банках одна к одной, как на митинге,- помним, но неотчетливо. А браться за образ, который ты можешь создать только в своем воображении, да и то лишь приблизительно, хорошо еще, если по памяти,- занятие для художника пустое. Сколько талантов потерпело неудачи из-за безрассудного желания
Елена ела совсем немного: орехи, апельсины, свежую зелень, иногда немножко бульону и ножку цыпленка на обед. Дорида и Гегемона, дамы дородные, предпочитали еду поплотнее - отбивные, поросенка с хреном, судака в тесте, кулебяку. Но все три обнаружили общую гастрономическую страсть. Первым словом, которое они произнесли по-нашему, было короткое и гордое слово - икра. Как только приближалось время трапезы, сирены взлетали на насест и выкрикивали с нетерпением и тревогой - Елена нежно и напевно, Дорида и Гегемона будто каркали: "Ик-кра-а, ик-кра-а!"
Вскоре к этому слову прибавилось много других. Похоже, что у себя на родине сирены привыкли честно отрабатывать свой хлеб. Вот и русский язык они изучали в поте лица, и не как-нибудь, а по самой прогрессивной методе в непринужденных беседах, играх, музицировании и застолье. По счастливому стечению обстоятельств, в Н-ском пединституте на кафедре германских языков отыскалась энтузиастка и знаток прогрессивных педагогических течений Пелагея Артуровна Коноплева-Ланкастер, женщина большой интеллигентности, потомок двух знатных родов - нашего, российского, и тамошнего, английского, сильно обветшавших в прошлом веке, а еще сильнее в тридцатые годы нынешнего, когда и одного знатного рода для обветшания хватало с головой.
В помощь Пелагее Артуровне откомандированы были Степан Сильвестрович Рейсмус и сынок товарища Н. недоросль Климентий. Насчет недоросля это мы так, для красного словца. На самом деле Климентий был не чужд педагогической науке: чтоб собак не гонял (это выражение его уважаемого отца), одаренного юношу приставили лаборантом к кафедре, где доценствовал Рейсмус. Вот как переплетаются человеческие судьбы, и зря критики бранятся, что авторы распоряжаются своими героями как хотят. Сама жизнь, знаете, подбрасывает такие сюжеты!
К слову сказать, собак Климентий вовсе и не гонял, а проводил время в компании хорошеньких девиц и воспитанных юношей. Помимо просмотров зарубежной видеопродукции, компания потанцовывала, выпивала и закусывала, а также покуривала разное и предавалась другим приятным занятиям - дело молодое. А собак и в помине не было, это товарищ Н., опытный оратор, вставлял их в речь для образности. Собак и кошек в городе Н. перевели: в городские инстанции поступали письма трудящихся, что, дескать, из-за них, из-за кошек и собак то есть, людям есть стало нечего, и продовольственную программу нам не решить, пока эти твари будут поедать мясо тоннами. А если их передавить, то заодно можно решить проблему острого дефицита меховых изделий. На пожелания трудящихся положено откликаться, в городе Н. так заведено, и собак сохранили лишь редкие вольнодумцы, вроде упоминавшегося (и отнюдь не добрым словом) диссидента Говбиндера.
Климентий, вступив на педагогическое поприще, не баловал кафедру частыми посещениями, но, к удивлению Рейсмуса, вызвался помогать ему и почтенной Коноплевой-Ланкастер.
Как жаль, что занятия в профилактории остались в прошлом и вы, уважаемый читатель, даже одним глазком не можете заглянуть в спортивный зал, где блистательный режиссер, несравненная Пелагея Артуровна ставила свой педагогический спектакль!
– Сегодня мы с вами, дорогие друзья, на ткацкой фабрике, - громко и внятно говорила Пелагея Артуровна, наигрывая на фортепиано "Марш энтузиастов".
– Вы, Гегемона Гефестовна, знатная молодая ткачиха, не правда ли?
– Я есть ткачиха, - мрачно соглашалась Гегемона. Она сидела нахохлившись на гимнастической перекладине, облаченная в полюбившийся ей розовый шелковый лифчик.- Я сверхвыполнила государственный приказ на значительное число процентов.
– Перевыполнила, милочка, перевыполнила, - поправляла доброжелательно Коноплева-Ланкастер.- И не приказ. Мы говорим "план".
– Хочу быть передовичка! Передовуха?
– капризно кричала, раскачиваясь на кольцах, Елена и хлопала белоснежными, под стать плечам и шее, крыльями.
– Я намерена быть начальник месткома, лидер рабочего движения, вступала в игру Дорида.- Мне указано отправлять передовую работницу во здравницу. Каждый владеет правом отдыхать, не так ли?
Потом хором пели "Марш энтузиастов". И Климентий, немного циничный, как вся нынешняя молодежь, но это напускное, это от застенчивости, Климентий тоже подпевал, не спуская глаз с прекрасной Елены.
Еще была сцена сватовства: Пелагея Артуровна исполняла марш Мендельсона, а Климентий с букетом роз объяснялся в своих чувствах Елене.
– Вы противный мальчишка!
– кричала она в ответ.- Молотовоз... нет, молоконос! Я хочу пожениться на солидный мужчина.
– Выйти замуж, милочка!
– задыхалась от смеха Пелагея Артуровна.
Гегемона Гефестовна и Дорида Вакховна презрительно улыбались.
Климентий, надо отдать ему должное, никаким молотовозом, а тем более молоконосом, не был. Обращаться с девицами он умел и порою в этой невинной игре позволял себе лишнее. Тогда Елена хлопала его крылом, приговаривая: "Противник такой!" Климентий краснел, отдергивал руку и бормотал: "Ну, Ленка..."
Споро двигалось изучение языка. И другие дела на месте не стояли. Написаны были тексты, положены на музыку. Облгорлит в трехдневный срок рассмотрел песни сирен и предложил изъять из них названия некоторых предприятий, наименования некоторых видов продукции и объемы производства, а также рекомендовал, ни на чем не настаивая, смягчить определенные формулировки, чтобы не заострять внимания слушателей на отдельных негативных явлениях жизни города и области. Формулировки смягчили, жалко, что ли.