Сладкий апокалипсис. Ты моя

Сумеречная грёза

Бетти ничего не сказала, только обняла меня. У нее была такая же привычка, как у Милы — ей нравилось, когда я ее обнимаю. Может, я напоминала им мать? Бетти исполнилось девятнадцать, но иногда мне казалось, что она совсем ребенок. Так, молча, мы сидели очень долго.

— Анна, — услышала я голос Бетти.

— Да, дорогая?

— Я же тогда решила полить огурцы ещё раз. Ты же знаешь, я очень люблю огурцы.

— Знаю, милая, — поцеловала я в лоб Беатрис.

— Он сказал, что просто проводит меня.

У меня прошли мурашки по спине. Бетти решилась рассказать, как это случилось.

—

Он показался таким приветливым, и я не отказалась. Мы шли мимо его дома, он предложил мне зайти. Сказал, что они нашли что-то интересное в городе. Я не думала ничего такого. Что может быть что-то плохое, — Бетти уткнулась мне в плечо, — А потом он сказал, что я сегодня буду вместо Аллель. Что если она согласилась, то значит и мы все должны тоже согласиться.

— Тссс, тихо, милая, — успокаивала я Бетти, когда она плакала у меня на груди. В этой груди сейчас бушевал ураган. Я с трудом дождалась, пока Бетти начнет клонить в сон после чая с валерианой, который она выпила, — Ложись, моя хорошая. Вот так. Скоро все пройдет. Мы всегда рядом.

— Анна, — сказала мне Бетти, засыпая.

— Да?

— Ты хорошая. Я тебя люблю.

— И я тебя люблю, дорогая.

Она заснула. Я тихо встала, тихо вышла из комнаты, чтобы ее не разбудить, тихо закрыла дверь. Прошла по коридору к дальней комнате, вошла в комнату Аллель без стука. Благо, она не закрыла дверь. Она ничего никогда не закрывала, включая вход между своих ног.

— Эй, нужно стучать, прежде чем входить! — возмутилась она.

Я подлетела к ней:

— Дрянь! — дала я ей громкую пощечину. Кожа издала смачный шлепок, на щеке Аллель покраснела кожа.

— Что я такого сделала? — Аллель сидела на шелковых простынях в платье с летними цветами. На резной тумбе стоял мозаичный ночник, рядом с ночником — пышный букет пионов. Пушистые пледы, шелковые наволочки, дорогое вино. Девушка разбросала вокруг себя кучу брендовой косметики, которую ей натаскали ее «поклонники». Аллель сидела среди своих трофеев, улыбаясь, и не испытывая угрызений совести.

Вряд ли она могла испытать это, ведь даже не понимала, что это была ее вина. Моя пощёчина немного привела ее в чувство.

— Из-за тебя эти солдафоны решили, что могут трахать и нас!

— Анна, это очень грубо!

— А я буду грубой, ты все выслушаешь. Тебя поимела вся группа Курта, все это знают. Пока имели одни, другие ждали. Вот только некоторые не дождались и решили взять свое на стороне! Если уж и раздвигаешь ноги, то раздвигай сразу перед всеми поровну, чтобы каждому хватило! И не вороти нос!

Аллель смотрела круглыми глазами, поджав губы. Она пыхтела и тужилась, думая, что возразить, но не находила слов. Что, не нравится правда?

— Ну и что ты мне сделаешь? — выпалила она через некоторое время, когда я сказала всё, что о ней думаю.

— Ничего, — обессилела я, откинувшись спиной к стене, — Я ничего тебе не сделаю, Аллель. Никто не может завязать тебе ноги, чтобы ты перестала отдаваться каждому встречному. Но из-за тебя мне придется переступить через себя.

Глава 16. Анна. Набраться смелости

Я сидела внизу, за столом. Пахло деревом и надвигающейся грозой.

Девочки сказали, что она, скорее всего, пройдет мимо. Моя гроза мимо меня не пройдет. Она лежала сейчас красным платьем на спинке соседнего стула, а я набиралась смелости. Это произойдет сегодня. Я знаю, что он сейчас у себя в кабинете, засел над цифрами и расчетами. Должен провозиться всю ночь — он всегда так делает, это я тоже выяснила…

Когда девочки нашли платье, я посчитала это за знак. Будто сама судьба толкала меня в его руки. Сначала я хотела надеть простенькое зелёное, которое для нас добыли ребята вместе с ворохом других вещей, но быстро передумала, как только его увидела. В таком одеянии у меня гораздо больше шансов. Хотя я хотела, чтобы у меня их совсем не было. Никогда… ни с кем. Ведь я уже давно решила, что никого из мужчин больше не подпущу ни к себе, ни к своему телу.

Девочки сначала спрашивали, зачем оно мне, подозревая что-то. Скорее всего, они уже догадались. Сейчас они находились наверху, кое-кто спускался вниз, чтобы согреть чайник. Оглядывались вокруг. Наверняка, каждая ходила по очереди, чтобы выяснить, почему я уже два часа кряду сижу на одном месте и смотрю в одну точку, а рядом со мной висит красная тряпка.

— Дария, может сделать одно одолжение? — попросила я девушку, делающую вид, что сортирует по баночкам травы на столе рядом с раковиной.

Благодаря ее стараниям кухня была такой уютной: полотенца, сахарницы, супницы, домашняя утварь. Она все расставила красиво по местам, всегда меняла цветы в вазах. Здесь пахло родным домом. Который был не наш…

— Конечно, Анна, — улыбнулась всегда улыбчивая Дария.

— Сделай крепкий валериановый чай. Погорячее, — я не была уверена, что он не остынет, когда я доберусь до Курта. Но какое это имело значение? Если он его выпьет, значит, задуманное не удалось.

Чашка звякнула у меня под носом, когда Дария поставила ее на стол. Так быстро? Я опять выпала из реальности.

— Спасибо.

— Не за что, — ответила Дария нарочито беспечным голосом, — Анна… я хотела спросить, насчёт этого платья… девочки говорят…

— Иди наверх, Дария, — послышался за спиной голос Софи.

Дария опустила взгляд и полнилась наверх.

— Ты уверена? — спросила меня Софи, встав рядом.

— Мы ждём уже кучу времени. Квартейл уходит от ответа и ссылается только на Курта. Сейчас от него все зависит, но он всегда за своих. Он так долго думает не просто так, просто тянет время. За это время может случиться все что угодно. Это было в первый и последний раз. Я больше не позволю никого обидеть.

— Знаешь, я долго думала. Перебирала варианты. Но не нашла ни одного подходящего. Мы даже не можем уйти из поселка. Вчера люди Курта застрелили стаю обезумевших волков. Они забрели на сотню метров выше, чем обычно, а токсин ещё не выветрился. Уходить сейчас самоубийство.

— Думаешь, мое решение тоже не выход?

— Я не знаю, — вздохнула Софи, подойдя к красному платью и посмотрев на него сверху. Она так и ходила в широких футболках и джинсах, с короткой прической и обуви на толстой подошве. Так она чувствовала себя уверенней, — Не мне говорить, что твой выбор верный. Но и неверный тоже.