Сладкий грех. Падение
Шрифт:
— Мне жаль, что она умерла, — печально произношу я.
— Я её не знал. Она умерла через два месяца после свадьбы родителей. Поэтому я не горевал.
Он достаёт продукты из холодильника и раскладывает их передо мной.
— Ты, правда, будешь готовить сам? — Скептически выгибаю бровь.
— Да, я хочу тебя удивить. То есть в мой план входит покорить тебя, Энрика, своими хорошими сторонами, чтобы плохие ты не видела, — кивает серьёзно он, закатывая рукава свитера. Прыскаю от смеха, склоняя голову набок.
— Ты такой странный, Слэйн. Ты не должен
— Люди нет, а ты да. Я ненавижу ложь. Ненавижу обман и предательство. Когда кто-то это делает, то мне становится плохо. Я выхожу из себя и иду драться.
— Ты дерёшься? Я слышала, что ирландцы хороши в борьбе, но думала, что это просто навязанные слухи.
— Ирландцы эмоциональны внутри, а снаружи могут быть очень холодны. Но во мне итальянская кровь, и она делает порой меня безумным, поэтому, чтобы урегулировать плохую энергию в себе, я выпускаю её таким способом. Отец отдал меня на борьбу, когда мне было три года. Он думал, что из меня получится хороший борец. Раньше он владел одним подпольным бойцовским клубом.
— А сейчас?
— У него их десять.
— То есть это незаконно?
— Ты права. Это незаконно законно. Он имеет власть, и она помогает ему отмывать деньги, ничего не делая. Он вышел на пенсию в сорок пять лет, когда мне исполнилось восемнадцать. Он передал мне дела, но я отказался вести их. Я начал своё дело. Он не разговаривал со мной три года и обижался на меня, но быстро нашёлся преемник. Это мой дядя. Младший брат отца. Я ненавижу подобное.
Вау. Это восхищает. Пойти против семьи и их бизнеса, чтобы не врать людям и не причинять им боль.
— Поможешь мне, Энрика? — Спрашивает он.
— Хм, да. Что нужно делать? Я должна признаться, что умею немного, — смущённо улыбаюсь и скатываюсь со стула.
— Нарежь бекон поперёк полосками. Сможешь?
— Думаю, да. Не боишься давать мне нож в руки? Вдруг прирежу тебя, — хихикаю я, моя руки.
— А ты планируешь это?
Наши взгляды встречаются, и я вижу, что он тоже не доверяет мне. Это пугает меня, ведь я по сравнению с ним маленькая и худая. Но он боится моего положительного ответа. Я это вижу.
— Нет, что ты. Я не прирежу тебя, если ты не прирежешь меня, — натягиваю улыбку и подхожу к столу.
— Это работает в другом направлении? — Он вкладывает мне нож в руку, наблюдая за мной.
— В каком именно?
— Если я поцелую тебя, то ты поцелуешь меня?
Смеясь, пихаю его в бок и качаю головой.
— Может быть. Я пока не знаю. Ты меня нормально не целовал.
— Я оставил это на потом. Сначала я познакомил тебя со своими губами.
— Ты всегда так поступаешь, Слэйн? Я имею в виду с женщинами? Ты приходишь, вытаскиваешь их из проблем и предлагаешь что-то наподобие временной сказки, потом прижимаешься к их губам своими и уходишь.
— Нет. Для меня это в первый раз. Обычно, мне находит женщин мой помощник. Он знает мои вкусы.
— То есть он ещё и сутенёр?
— Энрика, он не плохой человек, он знает меня и знает, что я не люблю
— Ладно. К чёрту твоего психа-помощника. Итак, значит, он подбирает тебе женщин, договаривается с ними и что потом? Ведь вы друг для друга незнакомцы. Тебе это не важно? — Бросаю на него взгляд. Он не сводит с меня глаз, продолжая двигать ножом. Боже мой, да он и правда виртуоз. Он режет острые колбаски очень ровно и не порезался.
— Я обедаю с ними. Только обед. В дневное время суток. Когда наступают сумерки — это время для меня и моих желаний.
— Хм, то есть… поясни. Я пока не понимаю, — шепчу я, смотря в его глаза, то на его руки. Я боюсь, что он порежется, чёрт возьми.
— Ночь — это моё личное время. Это время моих желаний. Я не пускаю в ночь никого, если этого не хочу.
— Но сейчас ночь, — замечаю я, возвращаясь к нарезанию бекона.
— Да. Сейчас ночь. Ночь я выбрал для тебя, Энрика.
— Спасибо, конечно, но тогда, когда ты встречаешься с женщинами? Утром? Вместо пробежки?
— Да, иногда, да. Иногда на целый день и немного ночи. Они к этому моменту уже не соображают и не могут видеть всё так, как оно есть.
— А в чём суть? Ночью с тобой что-то происходит плохое?
— Ночью я могу быть собой. Я не люблю, когда люди видят меня в таком состоянии. Это моё время. Оно личное.
Хмурюсь, до сих пор не особо понимая его. Но ладно. У всех должны быть свои странности. Пока уровень его странностей не перешёл определённую грань.
Бросаю в рот бекон и жую его, продолжая думать и нарезать его. Обожаю бекон. В любом виде. Обожаю мясо. Через несколько секунд я понимаю, что стало очень тихо и не слышно, как его нож бьёт по доске. Я поворачиваю голову и наши взгляды встречаются.
— Ой, я…
— Всё в порядке. Мне это нравится, — он улыбается мне и столько счастья в его глазах. Странно снова, но ладно. Ладно.
— Если честно, то у меня голова идёт кругом. Ты мне сказал многое, но я не всё запомнила. Для того, чтобы это уложилось в моём мозгу, нужно время.
— Время на принятие решения быть со мной или нет?
— Именно. Когда я ехала сюда, то точно знала, что пошлю тебя к чёрту, — признаюсь я. Неожиданно нож падает из его руки, и я, взвизгнув, отпрыгиваю. Слэйн смотрит на меня таким взглядом, от которого я даже дышать не могу. То ли сейчас утопит в помидорах, то ли сделает из меня помидор.
— А сейчас что-то изменилось, Энрика? — Медленно спрашивает он.
— Да… немного… я… прости, ты меня чуть-чуть пугаешь. Ты злишься на меня?
— Нет. Я напряжён и нервничаю. — Чёртов робот!
— Почему нет эмоций, Слэйн? Хотя бы немного, чтобы я разбиралась в твоём настроении. Ты ведь умеешь это. Ты хмуришься и смеёшься. Но другое я не понимаю. Только по глазам, а там словно все краски мира в бело-серо-голубых тонах с чёрными сожжёнными корнями деревьев, — выпаливаю я.
— Так ещё мои глаза никто не описывал. Это приятно, потому что обычно меня звали трупом, — улыбка появляется на его губах.