Сладкий грех. Падение
Шрифт:
— И, видимо, жестокость. Ты жесток к себе, Слэйн. Зачем ты сам причиняешь себе боль?
— Это не жестокость, а правда, Энрика. Зачем врать себе? Обманывать себя? Я не люблю этого.
— Странный. Ты очень странный, — хмурюсь я, мотая головой. Впереди я вижу шкафы, видимо, тоже для одежды. А рядом стоит плетёная корзина для белья, но там куча наград и статуэток.
Озадаченно смотрю на Слэйна, потом на корзину.
— Мой отец любил смотреть, как я побеждаю на ринге. Это награды оттуда. Ещё за лёгкую атлетику. Я бегун на длинные дистанции. Был им. Также за олимпиады
— Почему они не на полках?
— Потому что это желания отца, а не мои. Старший сын должен быть выдающимся.
— Какая ответственность в твоей семье быть старшим сыном. Есть ещё один?
— Да, младший. Он твоего возраста.
— Ты знаешь, сколько мне лет?
— Двадцать четыре. Да. Это написано в твоём досье.
— Ясно. Значит, вас двое в семье?
— Было трое.
— А где же третий? — Интересуюсь я, возвращаясь в спальню и закрываю двери.
— Она умерла. Это была наша сестра.
— Ох, мне очень жаль. Я соболезную.
Слэйн отворачивается, явно не желая об этом говорить. Хорошо, давить не буду.
— Знаешь, я ожидала чего-то необычного здесь. В твоей спальне всё нормально. Будут скелеты выпрыгивать или что-нибудь в этом роде? Есть ли здесь тайные проходы и склеп с телами бывших любовниц? — Шучу я. Слэйн так сильно бледнеет.
— Чёрт, это юмор. Ты же не убивал любовниц, да? Я просто пошутила, — быстро говорю я.
— Я не убиваю людей, Энрика. Мне неприятно, что ты думаешь обо мне так.
— Прости, Слэйн, просто я ожидала чего-то эдакого.
— К примеру, наручники, кровь девственниц или что-то в этом духе?
— А они есть?
— Наручники да. Крови нет.
Хихикаю от его шутки.
— Надо же, у тебя такой же паршивый юмор, как и у меня. Итак, что дальше? Здесь ещё одна дверь, но она, видимо, ведёт в ванную. И ещё одна. Это тайник? Это что-то странное?
— Это лестница вниз в кабинет, чтобы не обходить весь дом.
— Бууу, как скучно, — тяну я, улыбаясь.
— Если нужно, я развешу головы оленей для тебя, Энрика.
— А у тебя такие есть?
— У отца есть. Я арендую.
— Гадость.
— Тогда не знаю, чем тебя ещё удивить.
— Мне нравится всё. На самом деле меня бы больше напугало что-то странное, чем удивило. У тебя всё нормально с психикой.
— Я бы так не сказал. Я робот без эмоций. У меня ненасытность в плане секса. У меня много правил.
— Так, я слышала про обнажение и про отказ от работы. Что ещё?
— Меня нельзя отвлекать от работы. Тебе нужно всегда предупреждать меня, что у тебя на уме. Тебе нельзя выходить из моего дома без меня. Ты не должна надеяться на продолжение. Ровно двадцать один день. Полное подчинение в сексе. Абсолютное. Постоянный доступ к твоему телу и мыслям. Развлечения.
— Что за развлечения?
— Я подготовил их для нас, и я не скажу тебе, потому что это пока тайна. Также я не познакомлю тебя со своей семьёй. Тебе запрещено давать интервью о нас. Ты возьмёшь деньги после окончания наших отношений. Тебе запрещено входить в мой кабинет, когда меня там нет.
— Слушай, с таким перечнем
— Я это сделал.
Удивлённо приподнимаю брови.
— А как же доверие?
— Я доверяю тебе, Энрика. Я не доверяю людям. Они могут тебя обмануть. Они ищут информацию обо мне, а я им ничего не даю. Я ненавижу, когда трогают моё личное. Это табу. Я опасаюсь, что потом тебе придётся плохо. Ты не знаешь, какие журналисты наглые и хитрые.
— Поверь мне, я справлюсь. И если я соглашусь, то я не собираюсь заключать с тобой никакие контракты. У меня тоже есть правила, Слэйн.
— Какие?
— Не лезть в мою жизнь. Не расспрашивать меня о прошлом. Не пытаться меня воспитать. Не делать из меня леди. Не поднимать на меня руку. Не трогать меня, если я не хочу. Засунуть тебе в задницу свои деньги. Не ограничивать мою свободу. Не приказывать мне. Не врать мне. Это пока всё, что я придумала, — говорю я.
— Хм, я не ударю тебя, я думал, что ты это поняла. Не трогать тебя. Это идёт вразрез с моим правилом о полном доступе. Я его не принимаю. Я не смогу засунуть себе в задницу деньги, потому что они просто туда не поместятся, да и я девственен там, хочу таким и остаться. Я не ограничу твою свободу. Ты свободна в этом доме. Я буду приказывать тебе, потому что требую полного подчинения. Я не вру людям.
— Выходит, у нас серьёзные проблемы, Слэйн. Мы не подходим друг другу.
— Ты делаешь это специально, Энрика. Ты заставляешь меня злиться, — он приближается ко мне, но я вскидываю упрямо голову.
— Не переживай, ты тоже меня сейчас бесишь. Чувства взаимны.
— Я тебе нравлюсь. Я тебе очень нравлюсь, Энрика.
— Это ничего не меняет.
— Это меняет всё, — он обхватывает мою талию и притягивает меня к себе. Мои ладони ложатся на его плечи.
— Ты же обещал, что не будешь принуждать, — шепчу я.
— А я тебя принуждаю? — Он наклоняется ко мне и его глаза в полутемноте, действительно, кажутся белыми и дьявольскими. Меня обдаёт жаром, когда я смотрю в них.
— Я не знаю.
— Нет. Предлагаю начать, а правила мы подкорректируем. Твои. Не упрямься, Энрика. Ты уже сдалась. Играть в подобное глупо.
— Я…я хочу знать больше, — выдыхаю я. Его губы в опасной близости от моих.
— Ты узнаешь. Ты можешь узнать всё, что захочешь обо мне.
— А если мне не понравится? С тобой быть не понравится? — Выдавливаю из себя.
— Я тебя отпущу. Я не буду удерживать тебя силой, — он прикрывает глаза, вдыхая рядом с моей щекой воздух.
— Мне страшно, Слэйн, — шёпотом признаюсь я.
— Я знаю. Я чувствую это, и я хочу понять, что с тобой случилось. Кто это сделал? Кто не даёт тебе стать моей, ведь ты этого очень жаждешь. Ты горишь, Энрика, как и я, — он дёргает бёдрами, и я чувствую, о чём он говорит.
— Господи, — моё дыхание сбивается.
— Моё имя Слэйн, Энрика. Слэйн, — шепчет он, словно вырезает эти буквы где-то очень глубоко. Я задерживаю дыхание, когда он смотрит в мои глаза. Он клеймит меня ими. Он заставляет меня утонуть в них. Он сбивает меня с пути.