Сладкий сон АСМР
Шрифт:
– Это… Мое письмо. Господи, сколько лет… Откуда оно у вас? И почему…
Алексей Георгиевич наконец-то вспомнил, что Тори сидит тут напротив.
– Я нашла это в квартире Олеси, когда она пропала, – призналась девушка. – Только один листок. Письмо пытались сжечь совсем недавно, а до этого, очевидно, бережно хранили.
Одновременно радость и невыносимая тоска отразились на лице Алексея Георгиевича. Тори и не знала, что человек может испытывать эти два чувства разом.
– Первая любовь… Она же – вечная. Я представления не имел… Дина хранила что-то, связанное со мной, столько лет!
Тори кивнула.
– Вы
– Думаете? – он словно озарился счастьем.
– Уверена, – твердо сказала она.
Хотя… Сейчас Тори вдруг подумала: искалеченная женщина могла хранить всю жизнь письмо от поклонника не от больших чувств к нему, а просто, чтобы вспоминать о своей былой привлекательности. Но не сказала этого Алексею Георгиевичу. Не хотела разрушать его внезапную радость.
– Она пришла к нам в школу на практику, – вдруг произнес он, уставившись невидящим взглядом куда-то в окно, поверх головы Тори.
Девушка даже не поняла сначала, о чем он.
– Дина, – пояснил Алексей Георгиевич, заметив недоумение. – Дина училась в медицинском колледже. Она и старше меня всего-то на два года, прекрасная практикантка. Мы, девятиклассники и десятиклассники, изобретали всякие болезни, чтобы попасть в школьный медпункт. Все выпускники были влюблены в прекрасную медсестричку.
– Медсестричку? – и о том, что Леськина мама училась в медицинском колледже, Тори тоже не знала.
Алексей Георгиевич опять кивнул.
– Она была просто сказочной, неземной и волшебной. А голос… От ее голоса бежали мурашки по коже, мальчишки входили в какое-то гипнотическое состояние. Как кролики перед удавом. Мы были готовы на любые подвиги, сделать все, что угодно, по ее просьбе. Если бы Дина сказала построиться колонной и пойти в пропасть, мы бы, не моргнув глазом, построились и пошли. Я был только одним из ее многочисленных воздыхателей. Но, как оказалось, самым верным. Когда Дина, окончив практику, вернулась в колледж, я разыскал ее в общаге. Мы даже немного… Не то, чтобы дружили, она иногда позволяла мне выполнять мелкие поручения. Ну, там полку покосившуюся прибить или ведро картошки из магазина дотащить. Может, я и смог бы стать для нее кем-то более важным, чем мальчишка, вечно путающийся под ногами, но…
Алексей Георгиевич вздохнул. Тяжело, с каким-то всхлипом. Словно вдруг случайно вырвалась застарелая боль. Тори не торопила, терпеливо ждала, пока пауза закончится.
– Перед самыми выпускными экзаменами Дина исчезла. Это было очень странно и непонятно: учиться несколько лет и вдруг в одночасье собраться и уехать, не получив диплома. Девушки, которые жили с ней в одной комнате, поведали, что Дина неожиданно покидала свои немногочисленные вещи в сумку, сказала им не волноваться, вышла из общаги и больше не вернулась. Никогда.
Тори прошиб неприятный холодный пот. Очень похоже на то, как исчезла Леська.
– Но вы же писали ей письма, а потом нашли ее…
– Да, так оно и было, – подтвердил Алексей Георгиевич. – Я уже закончил школу и поступил в мед (в память о Дине я решил, что буду учиться в медицинском), когда неожиданно пришло от нее письмо. Как-то нашла адрес моих родителей, я ними тогда жил. Сам с ума сходил, тосковал, был уверен: она и думать обо мне забыла. И вот, спустя два года, Дина вдруг напоминает о себе.
– И что? – не выдержала Тори. – Что она написала?
– Практически ничего, – пожал плечами Алексей Георгиевич. – Там был мой пропуск в школьную библиотеку, она брала накануне исчезновения. Свой потеряла, вот и попросила на время. Пропуск и коротенькая торопливая записка: «прости, только сейчас обнаружила». Без обратного адреса. Но там был штамп города на конверте. Я как одержимый принялся слать письма до востребования. Пару раз во время каникул приезжал сюда, бродил по улицам в надежде, что счастливая звезда случайно столкнет нас. Но нашел ее и Олесю уже значительно позже. Когда закончил вуз, приехал работать в ваш город. Надежды было мало, я не знал даже, живет ли Дина здесь или опять куда-то переехала. Но… Не спрашивайте, как я их нашел. В любом случае очень вовремя. Они отчаянно нуждались. Дина в инвалидной коляске и крохотная малышка, Олесе тогда было года два, наверное.
– А что именно случилось с…
– Кажется, авария, – сказал Алексей Георгиевич. – Какая-то жуткая катастрофа, в которой Дина потеряла способность ходить и утратила свой неповторимый голос.
Тори кивнула. С Диной Егоровной всегда было сложно разговаривать. Звуки вырывались из горла Олеськиной мамы с невероятным трудом, она хрипела и багровела от напряжения, когда хотела что-то сообщить. Преодолевшие преграду слова вырывались из нее неразборчивым лаем, понимала Дину Егоровну только Леська, и в некоторой степени разбирала фразы Вира. И то – через одну.
Девушка и представить не могла, что эта искалеченная женщина скрывала в себе какую-то жуткую тайну. И сейчас она была уверена: исчезновение Леськи напрямую связано с этой непонятной историей, берущей начало еще до ее рождения.
– Она разве не объяснила вам, что случилось? И кто… Кто отец Леськи? Ой, простите, Олеси…
– Нет, – покачал головой Алексей Георгиевич. – Дина никогда не говорила ничего о себе. Я не знаю, откуда она появилась в нашем городе, и почему уехала так поспешно, словно за ней кто-то гнался. Что случилось с отцом девочки, и в какую аварию она попала? Не знаю. Она вообще сначала не хотела видеть меня, и заставить Дину принять помощь стоило невероятных усилий. Они вдвоем ютились в каком-то старом доме-развалюхе на окраине города. Без воды и канализации. Там я их и нашел после долгих поисков. А потом понадобилось нечеловеческое терпение, чтобы уговорить Дину переехать в квартиру, которую к тому времени мне помогли приобрести родители. Сам отправился на съемную, пока не смог купить вторую.
– Но Иван сказал, что Олеся продала…
Алексей Георгиевич покачал головой.
– У них ничего не было. Деньги на лечение всегда обеспечивал я. Не давал, нет, Дина никогда бы не взяла. Представлял дело так, словно смог выбить квоту. Дина верила – я работал в медицине, конечно, успел обзавестись полезными связями. Понимал, что поставить ее на ноги – нереально, но поддерживающая терапия, реабилитация могли облегчить ее состояние. Моя жизнь сосредоточилась на Дине, я отдавал все, что у меня было. А после похорон матери Олеся неожиданно кинула мне в лицо обидные слова. Вроде, как я ее отец, который бросил их много лет назад, а потом откупался за причиненные несчастья. Очень несправедливо, но я не отрицал. В конце концов, оправдания ничего бы не изменили. Дины уже не было в живых, а Олеся выросла и вышла замуж. Моя миссия закончилась. Я даже…