Шрифт:
Annotation
Судьба Людмилы сложилась не так, как она мечтала — невнимательный супруг и приговор от врачей. Но всего одна встреча, один опрометчивый поступок и столько горя и радости одновременно.
История о вере и надежде, о героине, которая не побоялась и изменила свою жизнь. В самую трудную минуту рядом оказался тот, кто нуждался в Людмиле не меньше, чем она в нём. Два горя на двоих превратились в общее счастье.
Сладкое королевство
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Эпилог
Глава 1
Мимолётным виденьем проскакивает яркая вспышка — боль, давящая, теснящая сердце в груди, отбивающая барабанный ритм в ушах, боль, которая терзает и не оставляет шанса на выживание. Вот, что я почувствовала и всё ещё ощущаю с того мига, как врач озвучила мой диагноз.
Моя самая большая мечта развеялась по ветру, как крупицы пепла от сожжённого письма.
«Вы никогда не сможете иметь детей», — билось где-то в мозгу грубым женским голосом.
«Никогда»...
Откуда ей знать? Она всевидящая? Как можно такое говорить? Что за бестактность? А как же надежда на чудо? Ведь в жизни всякое бывает...
Раз в год и палка стреляет...
Кто знает, может, мне повезёт?
Я выхожу из женской консультации в полном беспамятстве, ощущаю лёгкое дуновение апрельского ветра, а как добираюсь домой, не понимаю. Я опустошена, выпотрошена, выпита досуха.
Открываю дверь — в нос бьёт запах горелого мяса.
— О, — раздаётся из кухни, — соизволила вернуться? — грубо приветствует муж, выходя навстречу, принося с собой сизый дым, которым пропитан воздух.
Что за ужас на нём? Где он взял эти кошмарные растянутые подштанники мерзко-бирюзового цвета? Волосы в разные стороны. Снова весь день дома?
— Ты почему не на работе? — глухо спрашиваю и скидываю туфли на тонкой шпильке.
— А тебе лишь бы я работал побольше, — бурчит и скрывается на нашей маленькой кухоньке в шесть квадратов. — Сама-то, что дома забыла? Или у вас в конторе в кои-то веки рабочий день, как у белых людей, закончился в пять?
— Нет, я была у врача... — слышу свой голос, а звучит он безлико, будто и не я вовсе говорю.
— Заболела? — Матвей снова показывает нос из-за двери и недоверчиво рассматривает голубыми глазами, как же наивно он выглядит, а ведь ему двадцать восемь...
— Нет. Я в душ схожу и расскажу, — ставлю сумку на скамью в прихожей и как в тумане на негнущихся ногах иду прямиком в ванную комнату.
«Снова один из светильников перегорел, — задираю голову, — над раковиной. Что Матвей целыми днями дома делает?»
Из крана, как обычно, сначала вырывается поток ледяной воды, а как кран проплёвывается, температура становится комфортной. Смываю весь услышанный и пережитый ужас и плетусь в комнату.
Накидываю мрачный атласный халат и пушистые тапки и вползаю на кухню.
— Что у тебя случилось? — безразлично спрашивает муж.
— Мне поставили окончательный диагноз, — прокашливаюсь. — Я не смогу иметь детей... никогда, — говорю, а сама не верю.
— М-м... — даже не поворачивается. — Причина?
— Преждевременное истощение яичников...
— То есть надо было рожать, когда я предлагал? Три года назад, — злобно, с ноткой презрения и превосходства говорит и окидывает меня таким же взглядом. — Но тебе же карьеру подавай. Только о ней и думала. Вот и результат.
— Ты хоть попробовал бы поддержать, — бурчу и изучаю пушок на тапочках, зачем я купила это уродство?
— А чё тебя поддерживать? Ты же всё равно не слышишь, что тебе говорят. Хоть раз прислушалась к моему мнению?
— В чём?! — подлетаю с места и повышаю голос. — Может, надо было послушать тебя, когда ты предложил мне уволиться и сесть дома с ребёнком, а через два месяца потерял работу и полгода просидел у меня на шее? Или когда ты врал мне, что у тебя новый договор и клиенты лучше, и я могу сократить работу в конторе?
— Что ж ты сразу лезешь вспоминать всё, что было сто лет назад?
— Это было в прошлом году! — взрываюсь и ухожу.
— Ты сама виновата, что стала пустышкой и не можешь родить, — бросает мне вслед, а я иду и в аккурат разношу вдребезги опостылевшее зеркало в прихожей.
Как же я устала от вечных упрёков человека, который обещал любить и защищать, а по факту только попрекает всем, чем может, и обижает.
Я ни разу не сказала ему, что он обычный дальнобойщик, ни единого раза даже не намекнула, что я зарабатываю больше, и мы живём по факту на мою зарплату. Но сегодня он вывел меня. Эта боль не только моя, но и его. Ведь это значит, что у нас не будет детей, не только у меня...
— Психопатка, что ли? — стоит за моей спиной, а следом на осколки со звоном приземляется совок и метёлка. — Собери всё!
— Иди к чёрту! — переступаю куски зеркала, чтобы не порезаться, и скрываюсь в спальне.
— Дура! — летит мне в спину.
Ну и пусть.
Обнимаю подушку и пялюсь на бордовые обои. Как же мне ненавистен этот цвет...
«Что мне делать? — задираю глаза куда-то вверх. — Как мне быть? Мне бы хоть один знак. Как мне пережить свою боль?»
Бросаю подушку, достаю ноутбук из сумки под туалетным столиком, попутно осматривая заплаканное лицо — глаза красные, губы покусанные. Ну, просто неописуемая «красотка» — непослушные волосы после душа торчат в разные стороны. Да и плевать.