Сладкое зло
Шрифт:
Жаль, что у нас жесткое ограничение во времени. Да и припарковались мы на людном месте. Подумав об этом, я мысленно захныкала. Потому что мне было адски некомфортно сидеть на его вздыбленном бугре и чувствовать невыносимо сладкую пульсацию между ног, помирая от невозможности почувствовать эту восхитительную эрекцию прямо здесь и прямо сейчас глубоко внутри… в покалывающем от пошлого желания лоне.
Боже!
За что мне эти муки!
Это как трогать любимый эклер и при этом не иметь возможности его слопать.
Сегодня Давид решил
— Не открывай глаза, Крошка, — шипит в ухо, кончиком языка поддевая мочку, — У меня для тебя есть подарок.
Улыбаюсь! Киваю, застывая в нетерпении.
Давид осторожно перебрасываете мои распущены волосы на правое плечо.
Три секунды, и я чувствую, как он будто бы надевает мне что-то на шею.
— Теперь можно.
Распахиваю глаза. Руками нащупывают некий небольшой предмет в области груди, по форме напоминающий сердце.
— Смотри… Это — парное украшение. У тебя сердце, у меня ключ. — Вытаскивает из-под своей футболки некую блестящую цепочку, на которой поблескивает ажурный, невероятной красивый предмет, вероятно, изготовленный из серебра, в форме ключа, украшенный блестящими камушками.
— Ох, Давид… — Теряюсь, смущаюсь, руками касаюсь своего подарка и вижу, что эти украшения идентичны друг другу. — Это невероятно! Очень оригинально и очень красиво.
— Открой своё сердце... Откроешь его для меня, Крошка? — тёплыми пальцами касается моего подбородка. В больших карих глазах мерцает надежда. И я, конечно же, тону в дне его нереально изумительных омутах.
Мы открываем кулон вместе. Там, внутри украшения, я вижу нашу миниатюрную фотографию. На одной половинке он, на другой — я.
— О-открою… — Вот и все. Из глаз снова хлынули долгожданные слёзы радости.
Я бросилась ему на шею, шмыгая носом, обнимая и целуя его щёки, его губы, его ключицы…
Наконец-то Давид улыбнулся.
Прежний, заботливый, нежный, полный сюрпризов… он снова вернулся ко мне.
А я лишь мысленно пожелала, чтобы он оставался таким, как сейчас, всегда.
— Крошка… Носи его всегда и никогда не снимай. Я буду твоим единственным мужчиной. Хранителем ключа. От твоего нежного сердца.
***
Спотыкаясь на каждой кочке, я бежала со всех ног домой, с опаской проглядывая на часы в телефоне. Давно не устраивала подобный марафон! От которого начала буквально закашливаться и задыхаться, в момент ритмичного подъема по лестнице.
Но прежде, чем я добежала до подъезда… увидела, что в наших окнах, на втором этаже, горит свет. На секунду я впала в ступор. Сердце провалилось куда-то в желудок, там же припадочно забилось в агонии, а в ушах неприятно зашипело
Я опоздала.
Она уже дома.
Не успела я переступить порог квартиры, как сразу же почувствовала неприятный запах табака. Меня передёрнуло от отвращения.
Быть может, я случайно ошиблась квартирой?
Зашла на кухню… а там мать сидит и…
Курит!
Черт!
Чтоб тебя!
Это серьезно! Очень и очень серьезно!
Помимо запаха приторного дыма, в комнате ещё и прилично воняло ароматом назревающего скандала. Естественно, первой мыслью было то… что она узнала о моей интрижке с боксером.
По ее словам он бы годился мне в деды, если бы она узнала сколько ему лет. А ещё она бы сказала, что по нему рыдает колония строго режима.
Мертвой статуей я застыла в дверном проёме. Опустила голову в пол, сжала руки в кулаки, готовясь встретиться лицом к лицу с настоящим Армагеддоном.
Сделав последнюю затяжку, она грубо воткнула бычок в пепельницу и… на секунду спрятав руки под стол… с ненавистью швырнула мне в лицо какие-то вещи. Кухня поплыла перед глазами, а тело качнулось куда-то влево, когда я узнала мои любимые рваные джинсы и футболку с черепами, подаренные Давидом.
Боже! Боже! Божееее!
Я забыла… Дурочка! Забыла перепрятать!!!
— Ну, и как ты объяснишь мне ЭТО??
Молчу.
Лишь до боли покусываю нижнюю губу, не решаясь посмотреть ей в глаза.
Боюсь. До сих пор брось. Хоть и взрослая уже. Но не могу принять этот факт.
Много она меня ломала. Много. И больно. Этот страх… Страх унижений, побоев… будет жить со мной вечную вечность.
Я думала, я надеялась, что смогу дать ей сдачу!
Но я ошиблась.
Меня по-прежнему трусит, я по-прежнему ощущаю себя мелкой букашкой под огромной и когтистой лапой безжалостного льва.
— Ты думала я не догадаюсь?? — слышу, как скрипит паркет от уверенных шагов, когда мать встаёт из-за стола и направляется ко мне. — Да о твоих грязных интрижках уже весь двор знает! Мне баба Люба рассказала. А её внуки даже фотографию показали, где дочь образованной учительницы практически в одних трусах рассекает на мотоцикле в обнимку с татуированным уголовником!!!
— Прекрати… — пищу, с надрывом в голосе и до хруста в шее вжимаюсь в стену, когда она оказывается в шаге от меня. — Давид не такой! Не смей так говорить! Ты ничего о нем не знаешь! Обязательно, если у человека есть татуировки и мотоцикл — то он уголовник! Что за дурацкий стереотип?!
Она яростно фыркает, хватает со стола бутылку с водкой, залпом опустошает склянку до конца:
— Что же ты меня так позоришь, дочка?? За что?? Связалась с каким-то неотёсанным, хамовитым быдлом!!! Значит так ты решила меня отблагодарить за заботу, за то, что вырастила и выкормила тебя? В одиночку! Считая каждую копейку, ночами вкалывая уборщицей в грязных барах, лишь бы тебя прокормить??
— Нет. Ты не права… Я не хочу тебя позорить. Но я правда его люблю… мама.
Она устало опускается на стул, хватается за волосы, и я вижу, как по бледным щекам градом катятся слёзы: