Сладкое зло
Шрифт:
Джейми Мур никогда не страдала излишней замкнутостью или неумением следить за модой. На год старше меня, красавица, полная неподдельной доброты, она всегда светилась счастьем, и в ее ауре преобладал солнечно-желтый цвет. В начале этого учебного года она была капитаном болельщиков и президентом театрального клуба, а ближе к концу осени я от кого-то услышала, что у нее появился парень, он из Атланты и играет в школьной музыкальной группе.
Каидан Роув.
Вскоре после этого ее аура начала менять цвет. С желтого на красный. С красного на серый. С серого на черный. Она была полна злости, потом отвращения к
Когда я снова посмотрела на нее, у меня сжалось сердце. Вот она сидит в торце длинного стола, все еще модно одетая, с красиво уложенными волосами, – может быть, поэтому ее и не гонят. Но улыбка пропала с ее лица, а сияющий желтый цвет уступил место тускло-серой дымке.
Прозвенел звонок, и я стала наблюдать, как она плетется к выходу из кафетерия. Нет, я не хочу больше видеть Каидана. Теперь я была в этом уверена.
Как хорошо – я шла по битком набитым коридорам и холлам, почти не реагируя на всплески эмоций вокруг. Поначалу, после маленькой частной школы, где я училась первые восемь лет, мне довольно тяжело давалось пребывание в такой огромной толпе, а теперь я привыкла.
Учебный год почти закончился – оставалось всего две недели занятий. Жаркий климат Джорджии уже вступил в свои права: все облачились в топы без рукавов и шлепанцы, а также шорты и ничего не скрывающие юбки. Я старалась поменьше демонстрировать оголенную кожу – отчасти из скромности, а отчасти потому, что жалела мальчиков. Я хорошо видела, как им трудно бывает сосредоточиться на чем-либо, кроме своих всепобеждающих гормонов, хотя другие девочки могли этого не замечать.
Когда я проходила мимо Джея, он, не прерывая разговора с другим учеником из его музыкального класса, взъерошил мне волосы. Я улыбнулась и снова их пригладила.
Проскользнув в кабинет испанского, я сразу же занялась заданием, которое было написано на доске, а после окончания подсмотрела, что делает сидящий рядом Скотт Макаллистер. Оказалось, дремлет над первой строчкой упражнения по спряжению глаголов.
Красавчик Скотт с огромными карими глазами и лицом младенца входил в команду штата по борьбе. Со мной он всегда был любезен, иногда пытался заигрывать, но я не принимала это близко к сердцу, видя, что точно так же он заигрывает и с другими девочками.
Учительница рано закончила урок и дала нам задание приступать к работе над заключительным проектом.
– Сеньора Мартинес? – я подняла руку, она кивнула, и я продолжила:
– Вы соберете у нас домашнее задание?
Весь класс хором зарычал на меня, а парень рядом со Скоттом пробормотал:
– Заткнись, идиотка!
Я вся сжалась от стыда за свой промах.
– Ah, s'i! – сказала сеньора Мартинес. – Gracias, Anna. [1] – И пошла по классу собирать работы.
1
Ах, да. Спасибо, Анна (исп.).
– Ну почему ты все время такая правильная? – прошептал Скотт. Я подняла глаза и по выражению его лица поняла, что он хотел сжульничать. Ему нечего было отдать учителю.
Когда сеньора Мартинес вернулась на свое место, лицо у меня все еще горело. Вероника, сидевшая впереди, обернулась и посмотрела на меня с симпатией. Она была одной из немногих, кто сделал задание.
После этого никто даже не попытался перейти к проекту. Ну, разве что я со своей маниакальной старательностью. Остальные принялись оживленно болтать, как на перемене, а сеньора Мартинес уставилась в свой компьютер и не обращала на нас внимания. Учителя тоже были готовы к скорому окончанию года.
Я открыла блокнот.
Вероника наклонилась что-то положить в сумку, увидела мои босоножки и сказала:
– Стильные туфельки! Где взяла?
Ох, как мне в тот момент хотелось уметь врать! Отвечая, я не поднимала глаз от тетради:
– Спасибо. По-моему, на дворовой распродаже или, может быть, на блошином рынке. На чем-то таком.
– О! – Вероника опять посмотрела на босоножки, на этот раз более критическим взглядом, и мы обменялись вежливыми улыбками. У нее были черные коротко остриженные волосы и почти греческий нос с легкой горбинкой. За мгновение до того, как опять повернуться к подругам, Вероника заметила, что я смотрю на ее нос, и меня ошеломила вырвавшаяся из нее темная волна самоуничижения. Ну конечно! Она люто ненавидела эту горбинку – черту, которая, на мой взгляд, придавала ее внешности естественную привлекательность. Я о таком даже не мечтала.
Скотт повернулся за партой в мою сторону.
– А что ты делаешь в следующую пятницу, коротышка?
– Nada, – ответила я.
– Чего надо? – Его озадаченный вид заставил меня улыбнуться.
– Ничего. По-испански – nada.
– А, ну да. Никак не отойдешь от урока, а я и думать о нем забыл. Я о другом – хочешь пойти на вечеринку? У родных Джина дом на озере.
У меня екнуло под ложечкой.
– Ух ты, круто. Но не знаю, получится или нет. – Я облокотилась на парту и сделала вид, что изучаю вырезанные на ней надписи.
– Джей тоже приглашен. Приходи, а то ведь мы никогда не тусовались вместе.
Скотт глядел на меня так мечтательно, что будь на его месте кто-нибудь другой, мне стало бы сильно не по себе. Я посмотрела на его эмоции – радость, надежда, чуть-чуть вожделения. Его внимание и явный интерес льстили мне, тут я ничего не могла с собой поделать.
– Попробую поговорить об этом с Джеем, – сказала я, не упоминая о Патти, хотя убеждать предстояло именно ее, и в этом заключалась вся сложность. – Только знаешь, я не тусуюсь – ну, в тусовочном смысле.
Выдавая этот неуклюжий оборот, я была не в силах даже посмотреть ему в глаза, но мне не хотелось, чтобы у него возникли ложные ожидания.
– Знаю, – ответил он. – А почему?
Как ему объяснить? То, что ровесники устраивают вечеринки с алкоголем, не казалось мне непременно заслуживающим осуждения. В моем представлении это был наивный бунт и попытка исследовать свое «я». Но алкоголь обещал опасные радости, к которым я чувствовала сильное влечение. Оно-то, по иронии, меня и отталкивало. Скотт не отставал: