Сладостная горечь
Шрифт:
– Что говорить о будущем, – ответила она сдавленным голосом, проводя короткими сильными пальцами по его густым волосам. – Нам надо расстаться… поверь мне.
– Венеция сама напросилась, – раздельно проговорил Майк, стараясь найти себе оправдание. – Не могу же я до конца дней оставаться затворником, пока она будет решать, как поступить со мной.
Джикс отстранилась от него и нахмурилась:
– Давай больше не говорить о ней, Майк, прошу тебя.
– С большим удовольствием.
Она взглянула в зеркало над камином, поправила волосы, затем посмотрела
– Дай мне мелочь.
– Зачем?
– Позвоню одной подруге. Она надежная… кажется, вы не встречались. Это Энн Колингс. Она работает секретарем у одного врача в Лондоне. У нее есть маленькая квартирка в Челси. Бери машину и, если не возражаешь, едем туда. Если у Энн все в порядке, я скажу матери, что останусь на ночь у нее.
. – Нельзя ли подыскать что-нибудь поближе… – начал было Майк.
Но Джикс была более осторожной.
– Ни за что на свете, мой мальчик. В этих краях нас слишком хорошо знают.
Ничего другого не оставалось, как пожать плечами и пожалеть об охоте, которую, по всей видимости, ему придется пропустить. Какое проклятье эти женщины! Но он хотел, чтобы сегодня вечером Джикс принадлежала ему и добьется своего. Назло Венеции, образ которой никак не выходил из головы.
Когда Джикс вернулась после телефонного разговора, она выглядела немного бледной, но на губах играла хорошо знакомая Майку презрительная усмешка.
– С Энн полный порядок. Она предоставит нам свою квартиру, а сама переночует у тетки.
– Хорошо, – согласился Майк и взглянул на часы. – Семь. Надо позвонить и сказать Маргарет, что я обойдусь без ее проклятого обеда. Будет ворчать, но ничего, пусть отдаст его Беннетту. Мы перекусим по дороге, затем, не торопясь, поедем на квартиру твоей подруги. А как быть с собакой?
– Она поедет с нами, – сказала Джикс и свистнула боксеру. Тот вскочил и бросился к ней.
В бар они вошли вместе. За выпивку заплатил Майк. Кое-кто из местных, пивших пиво, с любопытством проводил их взглядом.
В темноте Майк остановился и снова закурил. Он бросил спичку, отвернул ворот пальто и покосился на девушку, стоявшую рядом.
– Проклятая ночь… опять дождь!
– Ты можешь отвезти меня домой, если хочешь, – холодно проговорила Джикс.
На мгновение он заколебался. Она с замиранием сердца следила за ним. Майк открыл перед ней дверь такси и сказал:
– Садись и помалкивай.
Глава 10
Венеция играла на фортепиано в гостиной леди Селлингэм. В этой комнате, которую она так хорошо знала и любила, было тепло и уютно. Мать Джефри сидела на большом мягком диване, заканчивая вышивать накидку для скамеечки под ноги. Напротив сидела Мейбл, а Поппит разлегся на коврике у ее ног перед большим камином. Они только что отобедали. У Минни был свободный вечер. Чтобы доставить Мейбл удовольствие, ей разрешили приготовить омлет. Это блюдо составляло предмет ее гордости, и в этот вечер оно вышло неплохим. Мейбл также настояла на том, чтобы ей дали вымыть посуду.
Венеция, исполняя один из своих любимых ноктюрнов Шопена, бросила взгляд на дочь и с удовлетворением увидела, что та выглядит счастливой. Благодаря своей жизнерадостности и способности преодолевать депрессию, Мейбл снова стала сама собой. Ей также пошел на пользу отдых у бабушки, и Венеция тоже была рада, что и она может провести недельку в Ричмонде. Эти дни очень помогли ей вновь обрести чувство уравновешенности. Имя Майка здесь никто не упоминал. Они были втроем, как в старые добрые времена. Иногда их навещали друзья леди Селлингэм, Венеция с Мейбл ходили в кинотеатр и на балет на льду, который девочка очень хотела посмотреть.
Через минуту она перестала играть и отправила Мейбл в постель.
– Ах, мамочка! – вздохнула Мейбл. – Интересно, захочется ли мне самой когда-нибудь спать?
– Когда тебе будет столько же, сколько мне, то, непременно захочется, – сказала леди Селлингэм.
– Хорошо, бабушка, ты пойдешь спать, а я останусь, – рассмеялась Мейбл.
– Иди спать, маленькая негодница, отозвалась леди Селлингэм.
– Ты укроешь меня, ма? – обратилась Мейбл к матери.
– Да, дорогая.
Мейбл постояла неуверенности, затем вновь посмотрела на Венецию.
– Мамочка, а мы вернемся в Бернт-Эш до конца каникул?
Венеция отвернулась, чувствуя, что краснеет.
– Я еще не думала об этом.
– Ужасно хочется увидеть Жокея, – жалобно произнесла Мейбл.
– С ним все в порядке. Знаешь, сегодня утром я получила письмо от Маргарет. Она пишет, что, по словам Беннетта, он в хорошей форме.
– Не очень-то весело иметь пони, на котором нельзя ездить, – вздохнула Мейбл.
Венеция нагнулась и положила в огонь еще одно полено. Одно упоминание о возвращении в Бернт-Эш вызвало боль у нее в сердце. А Мейбл с детской бестактностью добавила:
– Мне бы очень хотелось, чтобы мы могли вернуться туда!
Леди Селлингэм кашлянула и резко воткнула иглу в шитье.
Тогда Венеция повернулась и посмотрела в лицо дочери.
– Дорогая, я понимаю твои чувства, но не так-то просто жить в доме, который тебе не принадлежит.
Теперь Мейбл, в свою очередь, смутилась и залилась краской.
– Я думала, что это и твой дом, мамочка.
– Я… – Венеция запнулась, беспомощно пожала плечами и поглядела на леди Селлингэм, словно, прося о помощи. Леди Селлингэм сказала тихим утешающим тоном:
– Мне кажется, тебе давно пора в постель, милая деточка, а мы с мамой поговорим о том, что можно предпринять. Может быть, мы даже привезем твоего пони сюда и поставим в здешнюю конюшню.
Когда Мейбл ушла, свистом позвав с собой Поппита, две женщины молча посмотрели друг на друга. Леди Селлингэм отложила свое вышивание. Со свойственной ей проницательностью она поняла, что творится в душе Венеции.
Трагедия брака Венеции с Майком Прайсом была и ее личной трагедией.
– Разумеется, – внезапно сказала она, – ты не должна позволять Мейбл снова общаться с Майком.