Сладостная горечь
Шрифт:
– Это миссис Прайс?
– Да.
– С вами говорит сестра госпиталя Сент-Мэри, рядом с Форест-Роу.
– Рядом с Форест-Роу? – непонимающе повторила Венеция.
– Да, неподалеку от Ист-Гринстеда, если вы знаете.
– Да, я хорошо его знаю.
– Вы должны приготовиться к тяжкому удару, дитя мое, – прозвучал в трубке другой, мягкий голос. – Я настоятельница этого монастыря. Мы принадлежим к ордену сестер милосердия. Вашего мужа привезли к нам на «скорой» час или два назад.
У Венеции сердце в груди перевернулось.
– Моего
– Да, мистера Майка Прайса из поместья Бернт-Эш. Я правильно назвала имя и адрес? – Да.
– Он попал в серьезную аварию на перекрестке дорог в полумиле от нас. Похоже, его машину занесло, и она столкнулась с грузовиком.
Лицо Венеции побледнело. Дрожа, она поплотнее закуталась в пеньюар.
– Как сильно он пострадал, сестра?
– Очень сильно, моя дорогая.
– Он… мертв?
– Нет… но в критическом состоянии.
– Вы имеете в виду… он умирает?
– Не знаем. На все воля Божья. Мы молимся за него.
– Что говорит врач… Что у него травмировано?
– Больше всего пострадал позвоночник. Сломано несколько ребер. К счастью, лицо не задето. Он потерял много крови, и ему только что сделали переливание.
– Значит, надежда есть?
– Да. Врач говорит, что у него крепкое телосложение.
– Он в сознании? Он сказал вам, кто он?
– Нет, – ответ прозвучал тихо, – он не приходил в сознание. Но с ним была пассажирка.
Венеция облизнула губы. Сердце ее учащенно забилось.
– Кто она, вы знаете?
– Некая мисс Лоусон.
Венеция закрыла глаза и до боли сжала руку.
За первым ударом последовал второй.
– Мисс Лоусов пострадала сильнее, чем ваш муж, миссис Прайс. Она пришла в сознание на несколько минут, но скончалась сразу же, как сообщила нам эти сведения.
– Скончалась! – повторила Венеция.
– Да, бедное дитя. Она ужасно покалечилась. Всемогущий Господь проявил милосердие, взяв ее к себе.
Мягкий умиротворяющий голос женщины, для которой смерть означала только пробуждение к лучшей жизни, немного успокоил Венецию. Но у нее все еще стучали зубы. Все ее существо трепетало от жуткой мысли, что Джикс Лоусон мертва.
Венеция закрыла глаза. Монахиня заговорила вновь.
– Осмелюсь попросить вас немедленно приехать в госпиталь, миссис Прайс.
– Да, – ответила Венеция, – конечно. А кто дал вам мой номер телефона?
– Ваша экономка в Бернт-Эш. Мы позвонили туда сразу же, как расспросили бедную девушку.
«Какой удар для Маргарет», – подумала Венеция.
Через секунду она принялась будить мать Джефри. Впрочем, леди Селлингэм уже проснулась. Она услышала голос внизу и желала знать, что произошло. Одна Мейбл продолжала спать.
Когда леди Селлингэм услышала это, она сплела свои тонкие пальцы и склонила голову.
– Пути господни неисповедимы и иногда ужасны, – прошептала она. – Бедняжка, бедняжка, умереть так внезапно!
Венеция дрожащими пальцами зажгла сигарету и лихорадочно курила.
– Майк тоже может умереть, – произнесла она. – Какая ужасная катастрофа! Сестра сказала, что он не приходит в сознание.
– Бедная моя девочка, – потрясение сказала леди Селлингэм. – Боюсь, тебе придется многое пережить. Жаль, что я слишком стара и беспомощна, чтобы оказать тебе помощь.
– Не волнуйтесь обо мне, – сказала Венеция. – Я справлюсь.
Леди Селлингэм села в кровати и накинула на плечи шерстяную шаль. Ее лицо выглядело мертвенно бледным в свете горевшей лампы.
– Поезжай, моя дорогая, я присмотрю за Мейбл, – сказала она. – Не беспокойся о ней. Утром я все ей объясню. Ты, возможно, захочешь остаться в больнице.
– Я, как всегда, полагаюсь на вас, – сказала Венеция.
Ведя машину сквозь дождь из Ричмонда в Сассекс по дорогам, которые в этот час были пустынны, она, как и леди Селлингэм, думала об ужасном происшествии.
Больше не имело значения то, что Майк не сдержал слова. Джикс мертва. Майк всегда водил машину слишком быстро. Наверняка, он ехал с Джикс в Лондон с явным намерением провести с ней ночь. Черная изящная «лагонда» теперь представляла из себя бесформенную груду металла; двое ее пассажиров, весело смеявшихся и разговаривавших, оказались в пучине крови и боли. Теперь для одного из них наступило полное забвение.
В сердце Венеции не оставалось места для обиды или горечи. Она чувствовала только глубокую и безнадежную жалость к Джикс и Майку. Закутавшись поплотнее в меховую шубку, она уверенно вела машину сквозь бесконечный дождь.
Глава 11
Ясным утром в конце апреля Герман Вайсманн вышел из вагона поезда в Льюисе. Увидев Венецию, которая направлялась в его сторону, он заулыбался и помахал ей рукой.
После пережитого она не так уж сильно изменилась, подумал он. Как всегда элегантна и красива. Но подойдя ближе, от отметал произошедшие в ней перемены. Венеция заметно постарела и очень похудела. Но лицо оставалось нежным и живым.
Приветливо улыбаясь, она подошла к нему, протягивая руку.
– Герман, дорогой!
– Дорогая!
Он поцеловал ее в обе щеки. Затем прикоснулся губами к ее руке, затянутой в перчатку.
– Как хорошо, что ты приехал.
– Я хотел навестить вас обоих, тебя и его. Как он?
– Все так же. Ничто уже не изменится.
Герман, не зная, как быть, принялся восхищаться красотами весеннего утра. Дул свежий ветерок, шевеля распускавшуюся листву. В садах, мимо которых они проезжали, цвели нарциссы. Поля были необыкновенно зелеными, а небо ясным, светло-голубым. Нет ничего прекраснее Лондона и холмов Сассекса весной, размышлял Герман. После Америки он чувствовал это особенно остро. Его поездка по этой стране была успешной, но Америка была ему не по душе.