Слава для Бога
Шрифт:
— Не туда Ратмир смотришь. — Поднялся домовой. — Человек лишь помощник, главный тут я.
— Вот даже как... — Рассмеялся оборотень, но в его смехе не было веселья. — И кто же такую шмакозявку отправил ко мне посланником?
— Зря смеешься. — Обиделся Филька. — Я за Перуновым цветом приехал, по его поручению, внука главы пантеона лечить. Хворый он, беспамятный.
— Ты лжешь? — Глаза Ратмира налились злобой. — Как может зелье, пусть и волшебное, для смертных, помочь богу? Ну-ка говори немедля правду? Упырям продался, пыльная рожа? Их подсыл? В глаза смотри, червяк.
— Правду он говорит. — Заверещал Светозар, выпучив страхом
— Жизнью своей божись. Самое время. Немного ей гадить на этом свете осталось. — Все более и более закипал оборотень.
— Ты чего так гостей встречаешь? — Встрял в разговор Храб. — Не гоже так-то. Не по-человечески.
— Так я и не человек. — Рыкнул на него Ратмир, зло прострелив глазами. — Терпеть не могу вранья. Правду немедля говорите, иначе порву в клочья, и стае трупы скормлю.
— Тебе правду и сказали, а ты взъелся. Богумир смертным стал, и в поединке ранен был. Сейчас ему только навьи окончательно в небытие растворится не дают. Боги головы сломали, как его к жизни вернуть, одна надежда осталась на зелье кикиморы. — Выпалил скороговоркой Филька, и вытер выступивший на лбу пот.
— Все одно ваш рассказ на байку похож. Чем правоту докажите? — Ратмир отступил на шаг, и сжался пружиной готовый сорваться в бой. — Долго ждать не буду.
Напряженная тишина сгустилась на поляне, готовая вот-вот взорваться кровавой расправой. Как правоту доказать тому, кто словам не верит?
— Время вышло. Правды я от вас, так и не услышал. — Прорычал Ратмир, и хлопком обернулся в огромного черного волка. Миг, и тень зверя взвилась в воздух, готовая убивать.
Глава 24 Зелье
Было над чем подумать. Столько свалилось в последнее время неприятностей, что божественная голова кругом пошла, и винить в том некого, все, что происходит, то его личная вина. Все вроде продумал бог, все предусмотрел. Хотел только поучить внука, дать ему почувствовать то, что чувствует простой смертный, ощутить безысходность и страдания, дать самостоятельно преодолеть трудности, и стать в итоге истинным творителем судеб человеческих, ему поклоняющихся, а получилось то, что получилось, только боль, разочарование, и никакого выхода.
Чувства, простые человеческие чувства. Их бог не принял во внимание, а зря... Вмешались они, влезли гадюкой в душу парня, и порушили все планы. Любовь поселилась в сердце избалованного божественными родителями разгильдяя, и полностью изменила его сущность, сделала из бога, человека, из бессмертного, простого смертного. И ведь на кого глаз положил паршивец? На обычную земную девушку, еще и изуродованную, нет бы красавицу выбрал, так нет, влюбился в искреннюю душу, пиявкой присосался.
Кто мог ожидать подобного, от того, кто никогда не умел любить, кто смотрел сверху вниз на все, что твориться в Яви? Смотрел на людей, как на недостойных внимания букашек, копошащихся в своих мелких житейских проблемах, достойных лишь нести требы к идолу, питая энергией своего бога.
Сначала Перун думал, что это просто блажь, чувство вины, от того, что натворил по глупости, заполнило душу внука, но нет же, это действительно оказалось искреннее чувство, и Лель подтвердил, такую ненужную в данный момент, такую красивую, но глупую, и в конце концов приведшую на смертное ложе проклятую любовь.
И что теперь делать? Сколь не морщи лоб, ничего не приходит на ум.
Он сидел в задумчивости, теребя седую бороду, когда пространство разорвалось кляксами вспыхнувшего мрака, и оттуда, на него накинулась черная тень смерти. Такой он Морену еще не видел. Злоба полыхала в горящих гневом глазах, губы растянулись в хищном оскале, а слова плевками укоризны били прямо в божественную душу.
— Как ты мог?! Как посмел?! Ты думаешь, о чем угодно, но только не о семье и внуке! Для тебя дела пантеона, важнее собственной семьи?! Как ты мог просмотреть опасность?! Как ты мог допустить, чтобы нашим посланникам, на которых возлагалась такая надежда, грозила смерть?! Будь ты проклят! Нет тебе прощения! От их возвращения завесила жизнь сына. Моего сына, и твоего внука! Ты отравил меня в Навь, заняться делами, и отвлечься, пообещав внимательно смотреть за происходящим, и что в итоге? Их едва не убили! — Она срывалась то в зловещий шепот, то в крик. — Ненавижу тебя!!! Ты недостоин быть богом! Ты недостоин быть дедом!
— Охолонись! — Рявкнул Перун, и встал нависнув грозной тучей над разъяренной невесткой. — Такого никто не мог ожидать. Нашествие упырей началось внезапно, и то, что его проморгали, вина всех богов, а не меня одного. Ты тоже не увидела опасности. Чего же не винишь себя?
Это естественно, что оборотень сорвался. Раздраженность, и недоверие Ратмира, можно понять. На него свалилась внезапно огромная ответственность, как за стаю, так и за безопасность людей из окрестных деревень. Он просил нас помощи, но мы остались глухи, поглощенные собственными заботами, оставив его один на один со свалившимися внезапно проблемами, а тут еще приходят к нему непонятные личности, которые говорят, что посланы нами, богами. Ты понимаешь?.. — Он выпучил налитые злостью глаза и скривил губы. — Богами, которые были глухи к недавним его молитвам... Мы ведь даже не дали нашим посланникам никаких доказательств, ничего, что бы подтверждали их правоту. Вот и не поверил оборотень, подумал, что подсылы они вражеские.
— Не ори на меня. — Морена внезапно успокоилась, и как-то сникла. Она опустилась на появившийся из пустоты, резной табурет. — Меня так измотали последние события, что я взрываюсь по любому поводу. Боюсь уже вершить суд, над молящими меня о справедливости прихожанами. Боюсь сорваться, и натворить глупостей. Мой сын между жизнью, и смертью, а последнюю надежду на выздоровление едва не убили. — Она вздохнула, посмотрела в глаза свекра, и внезапно заплакала. — За что все это мне? Чем прогневала я высшего, что он посылает такие испытания?
— Успокойся. — Перун подошел ближе, поднял ее, и обнял. — Все уже закончилось. Девана успела вовремя. Им осталось только забрать в полнолуние цветок и вернуться. Кикимора сварит зелье, и Богумир поднимется.
— Я боюсь, что все это бесполезно. Верю и боюсь одновременно. — Морена уткнулась в могучую грудь свекра, и зарыдала, не сдерживая больше слез. — Мой мальчик! Мой бедный мальчик! Я не переживу его смерти.
— Все будет хорошо. — Погладил ей голову бог. — Верь. Даже если кикиморово зелье и не поможет, мы все равно найдем способ вернуть Богумира к жизни. Должен быть еще способ. Не мог Род, ни оставить возможности тому, кто страдает и верит. Высший суров, но справедлив, и я ежечасно молюсь ему, вот и ты молись. Надо верить, в этом наша сила.