Слава Роду! Этимология русской жизни
Шрифт:
От славянского «Бер» и английское «медведь» – bear. И русское слово «бурый».
От Бера надо себя беречь! Но эту мудрость люди забыли. Поменяли смысл, живя в мире потребления. Беречь стали не дом свой от Бера, а сберегать золото. И сегодня у нас есть словосочетание «сберегательная касса». Означает, что во главе сбербанков стоят скрытые беры!
Булгаков тоже был непростым писателем! Много чувствовал тайного. Помните, его герой, который не уберёг себя от Бера
Вслушиваясь в нашу речь, изучая историю и бытоустройство славянского народа, таких цепочек-превращений можно выстроить множество.
Что же должно произойти в жизни человека, чтобы он начал слышать исконный смысл давно знакомых, привычных слов, природную дрожь родного языка?
Вполне возможно, кому-то будет достаточно просто прочитать эту книгу – о том, как молодой журналист, начинающий писатель-сатирик, сын известного писателя, поехал в командировку в Сибирь писать очерк о староверах и встретил в тайге ведьму…
Поцелуй ведьмы
Автобиографическая повесть
Отец и сын
Поначалу мой отец не хотел, чтобы я стал писателем. Ему не нравилось то, что я пишу. Даже когда мои первые юмористические рассказы начали печатать в «Литературной газете», он говорил: «Чтобы заниматься таким несерьёзным делом, надо ещё иметь и серьёзную профессию!» Поэтому советовал мне не уходить из инженеров.
Тем более что в лаборатории, где я работал на кафедре, назревало нешуточное открытие не без моего участия. Мы заканчивали разработку уникальной форсунки со сверхзвуковой скоростью впрыска топлива в паровой фазе в форсажную камеру сгорания летательных аппаратов. Удивительно, но я до сих пор понимаю смысл того, что сейчас написал.
Отец ничего не понимал в форсунках. Но когда слышал подобные фразы, очень гордился сыном и, если к нам приходили гости, просил с выражением рассказать им, чем я занимаюсь в Московском авиационном институте. Позже, когда он посмотрел поставленные мной спектакли в самодеятельном театре МАИ, где я, будучи инженером, на полставки подрабатывал режиссёром, начал сомневаться в том, что моё будущее будет связано с форсунками.
Хотя сама форсунка была запатентована, и, если когда-нибудь в мире изобретут особые огнеупорные материалы, чтобы её изготовить и внедрить в форсажной камере летательных аппаратов, несколько поколений моих потомков будут от рождения обеспечены пенсией моего имени.
Позже, когда благодаря выступлениям в передаче «Вокруг смеха» ко мне стала приходить первая популярность, отец понял, что со сцены меня не согнать никакой сверхзвуковой форсункой. И с тех пор каждый раз очень расстраивался после споров со мной. Слава богу, мы жили в разных городах. Друзья отца его успокаивали: не требуй многого от сына, на детях природа отдыхает.
Но ещё долгое время, после того как я ушёл из инженеров, он не мог
– Если хочешь стать настоящим писателем, – не уставал он учительствовать, – тебе надо написать роман о современной жизни. О простых людях, а не о том, что у тебя под носом. Начинается строительство Байкало-Амурской магистрали. Чем не тема? О первопроходцах!
Такие его высказывания меня злили. Во-первых, я считал, что ими он меня унижает: мол, роман о БАМе – это настоящее, а то, чем я занимаюсь, нечто вроде производственных отходов.
– Папа, как ты не понимаешь, БАМ – это не первопроходцы, а первопроходимцы! Они едут туда за дублёнками, за коврами, хрусталём и надбавками к зарплате. Я не хочу уподобляться советским писателям, у которых в романах хорошее всегда конфликтует с ещё более хорошим! Он любит её, а она любит свой завод, и они оба перевыполняют план во время медового месяца.
– Остроумно! Но БАМ сейчас очень нужен стране. Посмотри на карту. Железная дорога через Сибирь проходит практически по китайской границе. Китайцы, если захотят, смогут уничтожить её за один день, и вся Сибирь окажется отрезанной от центра. Помяни моё слово, скоро Китай станет опасен!
Сегодня, в другом тысячелетии, мне удивительно, как отец тогда ещё, в семидесятых годах прошлого века, понимал то, о чём заговорили всерьёз лишь теперь.
В те недолгие передышки между «философскими» ссорами он пытался мне объяснить, что настоящий талант умеет разглядеть интересные стороны в жизни самых неприглядных и простых людей. «Овощи растут из грязи, а очень полезны!» – процитировал он мне однажды кого-то из классиков средневекового афоризма.
– Я же предлагаю тебе написать роман не о партийных вожаках, а о тех людях, якобы овощах, которые на самом деле витамины.
Теперь я понимаю: отец мыслил масштабно. Он не был коммунистом. Однако порой даже в партийных секретарях видел людей порядочных. Особенно любил сибиряков. Он жил в Риге. Когда ему не хватало впечатлений, отправлялся путешествовать по Сибири и Дальнему Востоку. Ему нравилось в путешествиях знакомиться и разговаривать с охотниками, рыбаками, рабочими, пограничниками, моряками…
Слово «рабочий» так часто произносилось в то время с экранов телевизора и в газетах, что у меня ассоциировалось лишь со словом «пролетарий». А слово «пролетарий» мне активно не нравилось. Для меня пролетариями были те, кто всегда пролетал мимо. Или ещё страшнее – чудились какие-то «летарии»: нечто вроде помеси пресмыкающихся с неудавшимися млекопитающими. От них явно веяло ответвлением от эволюционной ветви развития человечества. К ним же я относил и доярок, и свинарок, и шахтёров, и сталеваров… В общем, всех, о ком кричали советские дикторы добрыми, хорошо поставленными голосами и кого показывали в «Голубых огоньках» вперемежку с комсомольскими и партийными запевалами.