Слава
Шрифт:
Эдвард почувствовал, как струйки пота текут у него по шее, по груди, по спине. Он боялся переменить позу, чтобы не нарушить ритм обмена репликами со Стейнером.
– Для ведения какой войны? – спросил он.
– Вы слишком торопитесь. – Стейнер сложил газету.
– Скажите хотя бы это.
– Нет, – ответил Стейнер. – Не у одного только Олли Норта есть интересы в Центральной Америке. И не один он собирает средства.
– Значит, Никарагуа?
Стейнер покачал головой:
– Мне надо идти.
– Давайте встретимся еще раз.
– Стоило бы.
– Здесь?
– Почему бы и нет? – Стейнер встал. – Мне здесь нравится.
Я люблю бродить по залам музея.
– Почитатель искусства, – сказал Эдвард. – Так когда?
– Я позвоню вам и сообщу. Посидите здесь еще минут десять, хорошо? – Он оставил газету на скамье, чтобы занять Эдварда. – Я не отношусь к почитателям
– Я приеду к тебе, – сказал Эдвард. – И не один. Когда он приехал, Дикон и Лаура стояли рядом за кухонным столом и делали гамбургеры. Они были похожи на играющих в конструктор детей. Согласно договоренности Эдвард воспользовался своим ключом, и когда он вошел в кухню, они оторвались от работы и улыбнулись ему. Но улыбки тут же сбежали сих лиц – Эдвард ничего не сказал заранее о человеке, которого приведет с собой.
Питер Данциг вызывал удивление у большинства людей. Его рождение было сюрпризом даже для его собственной матери. Природа наградила его красивым, почти женским лицом: правильный овал с гладкой безупречной кожей, прямым носом, нежным, хотя, может быть, и слишком полным ртом – и копной блестящих светлых волос, откинутых назад с высокого лба. Однако удивительнее всего были его глаза: темно-фиолетовые зрачки и длинные загнутые ресницы производили потрясающее впечатление. Женщины влюблялись бы в Питера за одни только глаза, если бы Господь не решил восстановить нарушенный баланс и компенсировать красоту лица остановкой роста в семилетнем возрасте. Питер возвышался над полом едва ли больше, чем на метр. Когда Эдвард представил его хозяевам, Питер подошел, семеня маленькими, слегка искривленными ножками, и приподнялся на цыпочки для рукопожатия.
– Время от времени Питер выступает в качестве советника в моей компании. Кроме того, он хороший друг.
– Вы консультант по бизнесу? – спросил Дикон.
Данциг отрицательно покачал головой.
– Я экономист. Точнее, профессор экономики. Собственно говоря, я ее преподаю, и случается, людям далеко не студенческого возраста. – Он говорил мягким тенором.
Дикон налил всем выпить, наполнил свой стакан апельсиновым соком с содовой и направился к паре широких кушеток, стоявших у окна. Данциг чувствовал себя как дома. Он взобрался на большие подушки и уселся на краешке, нога на ногу.
– Вы виделись со Стейнером? – спросил Дикон.
Хендерсон рассказал все, что узнал от Стейнера.
– Я уже поставил в известность Питера по дороге сюда. Надеюсь, вы не против?
Дикон кивком выразил согласие.
– Стейнер не захотел рассказать, как узнал обо мне? И о Лауре?
– Нет. Я думаю, от Бакстона.
– Но мне кажется, не только.
– От Фила Мэйхью? – спросила Лаура.
Дикон снова кивнул.
– Косвенно. Д'Арбле работал в специальном отделе, но, кроме того, он был завербован службой безопасности.
– Как? Тот самый Д'Арбле? – усомнился Данциг.
– Представьте себе, он был шпионом.
– Понимаю. Они есть у каждого уважающего себя правительства.
– Что вы узнали от Стейнера? – снова спросил Дикон.
Эдвард Хендерсон отпил пива, поставил стакан и наклонился вперед.
– В общем, здесь действует картель, это точно. Пятьдесят инвесторов или больше. То, что Бакстон рассказал вам о своем банке, скорее всего относится и к остальным: огромные суммы денег, происхождение которых невозможно установить, вносятся как особые вклады на счет фонда «Нимрод». Стейнер назвал его военной казной.
– Что вы подразумеваете под остальными? – уточнила Лаура. – Другие банки?
– Банки, компании, частные лица в той или иной форме. Очевидно, фонд обеспечивает оборотный капитал для некоего совместного предприятия.
– Управляемого Чедвиком, – подсказал Дикон.
– Да, наверное.
– Отсюда следует, что именно он придумал эту схему.
– Вполне вероятно.
– Расскажите мне о нем.
Хендерсон поморщился.
– За последние десять лет Остин Чедвик стал Говардом Хьюджесом [17] финансового мира. Трудно сказать, с чего он начал свою карьеру, хотя в ее начале он, по-видимому, управлял парой брокерских контор. Потом он занимался сбором средств для предвыборной кампании Голдуотера – наверное, это единственное пятно на его репутации. Где-то лет двадцать назад он всплыл в качестве высокопоставленного служащего компании «Дженерал моторс», но недолго продержался на поверхности. Потом – «Эм-Доу». Вскоре после его
17
Известный американский киноактер.
18
Агорафобия – боязнь открытых пространств.
– Возраст?
– Чуть больше пятидесяти.
– По-прежнему честолюбив?
– А Папа Римский все еще носит свою смешную шапочку?
– Зачем?
– Ну вот об этом его и спросите.
– Политикой занимается?
– Очень вероятно. Кто может это знать?
– А что можно сказать про компанию? – спросила Лаура.
Хендерсон показал рукой на Питера Данцига:
– Он вам все объяснит.
Данциг улыбнулся и протянул свой стакан Дикону, который предложил ему подлить.
– Послушайте, – сказал он. – Я не буду утомлять вас годовым отчетом компании. Транснациональные корпорации базируют свой рост и успех на той или иной продукции, на специальной операции, производственном процессе – на чем угодно. В действительности они – средство вложения капитала. Их единственное настоящее предназначение – заставить деньги делать деньги. У «Эм-Доу» обширнейший капитал. Замечание Стейнера об Олли Норте – это самая важная зацепка, которую мы от него получили. С некоторых пор основные интересы «Эм-Доу» сосредоточиваются в Центральной Америке: лес, ископаемые, кокаин. Про кокаин никто не говорит вслух, но если вы работаете там, то неизбежно занимаетесь и наркотиками, Та страна, которую они... – он поискал слово, – грабят, живет при военном режиме, пришедшем к власти при поддержке Запада. Там растет революционное движение. В последнее время оно делает успехи, партизаны начинают одерживать победы. Как вы помните, Стейнер упомянул овойне. Если бы меня попросили угадать, для чего используется «Нимрод», я бы предположил, что его деньги идут на финансирование гражданской войны в этой стране. И я бы допустил, что «Эм-Доу» почти наверняка вступила в тайное соглашение с Центральным банком этой страны и что запасы иностранной валюты у корпорации вполне могут сравниться с запасами всей страны. Я хочу сказать, что в каком-то смысле они представляют собой одно и то же.
– Так чего же хочет «Эм-Доу»? – спросила Лаура.
– Разумеется, концессий на лесозаготовки, горнодобычу и все такое.
– Которые они рискуют потерять, если популярное в народе революционное правительство придет к власти.
– Естественно.
– Значит, «Нимрод» – это фонд, который каким-то образом вооружает нынешнее правительство этой страны.
– Вы так думаете? – оживился Данциг.
– А вы разве нет?
– В этом и заключается самое интересное и самое удивительное. Не похоже, чтобы это было так. В действительности все обстоит как раз наоборот.
– "Нимрод" поставляет оружие партизанам? – В голосе Лауры послышалось недоверие.
– Я этого не сказал. Я сказал, что партизаны берут верх. Откуда берутся у них «пушки» – это другой вопрос. Может, из России? Из Китая? Мне это неизвестно.
– Но ведь они – борцы за свободу или кто там еще – получают помощь.
– Для одних – борец за свободу, для других – террорист. Да, получают. – Данциг улыбнулся. В сгущающихся сумерках его фиолетовые глаза горели точно два уголька. – В такой стране, когда на карту поставлены такие вложения, а выигрыш – такие концессии, ставка на неудачника была бы преступлением. Сознаюсь, что я в затруднении. Нам требуется больше информации от Стейнера.